Блокадные сны | Публікації | Litcentr
28 Березня 2024, 15:54 | Реєстрація | Вхід

Блокадные сны

Дата: 04 Листопада 2010 | Категорія: «Вірші в прозі» | Перегляди: 941 | Коментарів: 9
Автор_ка: Николай Столицын (Всі публікації)

1, пролог 

Проснуться, про-снуть-ся... 
Нельзя так, нельзя! Никому нельзя. Никому. 
Чтобы холод — нельзя, чтобы голод — нельзя, чтобы Блокада... Особенно — Блокада. 
Нель-зя, нель-зя... 
Ну, кому, кому жаловаться? Маме? Она и во сне — на смене. Мама. Жалуйся ей. 
Кому? Товарищу Сталину? Он ведь услышит, он — добрый, он разбудит ее, подойдет на цыпочках — и разбудит. 
— Та-а-атка... 
— Да, товарищ Сталин! 
— Та-а-а... 
Ветер воет. Во сне воет, наяву воет. 
— Та-а-а... 
Нельзя! Нельзя! Нельзя-а-а-а-а-а... 

2 

— А-а... 
Татка просыпается... на кухне?.. и видит приготовленную мамою — кем же еще? — кашу, и смеется. 
— Ах, мамочка... 
Зимние сумерки, довольно вязкие и густые, заливают кухню. 
Татка щелкает выключателем. Света — нет. 
— Странно. 
Наверное, ремонтируют. 
Татка ежится: сумерки пугают ее. Можно, конечно, спрятаться от них под одеялом, но каша... теплая, пшеничная, с са-а-ахаром... мамина каша! 
Татка раззадоривает себя. Она знает, что, стоит ей разозлиться, и никакие сумерки ей не страшны. 
Значит, мамина каша — и зимние, довольно густые... каша и сумерки, сумерки и... 
Вспыхивает свет. 
Вовремя. Все-таки сумерки пугают.  

3 

Каша остыла. Со-о-овсем! 
Татка трогает батарею. 
— Брр! 
Холодная. 
Это — на кухне. А в комнате? 
Татка бежит в комнату. 
— Брр! 
Сплошное брр! 
— Ха... 
А ведь... смешно! Спло-о-ошное брр! 
А Варвара Степановна бранится! Татка гласные тя-а-анет, а Варвара Степановна... грамматика, мол, пра-а-авила... 
А уж брр сплошное ни в какую грамматику не впишешь. 
Но ведь — смешно. И не холодно. Почти не холодно. Настолько смешно! 
Только пятки застыли... 
— Брр... 

4 

Татка кашу не есть — трескает. Аж за ушами пищит, т. е. не пищит, но за ушами... В общем, трескает.
Мама варила... 
Вот странно! Мама варила — трескает, а соседка сварит... 
И сахар имеется, и маслице сверху, а Татка — ковырнет ложкою, раз... другой... 
— Спа-а-асибо... 
Этак на «А» растянет, и — все. 
А мамина каша... 
— Ай-ай-ай! 
Раз, два — и ложкою по тарелке: добавки, мол... ну, хоть ло-ожечку... 
И тепло становится. Сразу. В животе. И до ужина можно — скакать, носиться... Лучше, конечно, до обеда, но можно и до ужина. 
Потому что каша, потому что мамина, потому что... вку-у-усно! 

5 

— Эх... 
Ложка о миску звякнула. Облизала ее Татка и... проснулась. Опять. 
— Э-эх... 
Еще бы поспать... Там же миска! Можно и ее облизать! 
Зажмурилась Татка, а сон — ни в какую. И живот еще заурчал. Наяву. И подтя-агивает. Под ложечкою. 
Татка животу о миске рассказывает, о каше... 
Не верит живот — ур-р-рчит, надрывается... 
А ему — что? Он есть хочет. Хочет — и все, т. е. все хочет — и кашу, и сахар, и ма-а-аслице... 
Вздыхает Татка: маслице... 
Хорошо, хоть свет... 
— Эх... 
И свет приснился... 
Темно Татке. И хол-лодно. И живот урчит. Бессовестный! 

6 

— Тат-ка, ма-ма... 
Эх, и марширует Татка, на месте марширует. 
— Тат-ка, ма-ма... 
Раньше помогало. И живот потише урчал. И пятки не мерзли. 
— Тат-ка... 
Быстрее нужно, а то... И урчит, и кусает... Живот урчит, а холод... кусает. И как-то странно. Кусает за пятки, а у Татки зу...зубы стучат. Маршируют. 
— Ма-ма, Тат-ка! Ма-ма, Тат-ка! 
Ох-ох... 
Запыхалась Татка. Основательно. Так, что и урчания не расслышать. 
— Ма...ма...ма... 
Ух! Хорошо! А с холодом можно и потом разобраться, — все равно никуда не денется. Ни он от Татки, ни Татка от него. 

7 

Татка о снах рассуждает. 
Вот что если именно сейчас она... спит? И это — всего лишь сон. И урчание, и зу...зубы, и Блокада... Сон. Страшный. Ну, очень страшный. 
А если — сон, то можно взять — и проснуться... Туда проснуться, где каша и свет, и маслице... 
Но ведь там уже есть одна Татка. Значит, если эта — туда... 
Жа-а-алко... 
Сон и не сон... 
Запуталась Татка. Совершенно. 
Ничего, мама вернется и все-все-все объяснит. Главное, чтобы вернулась. Хотя бы и во сне. Если это — сон. Или наяву, если это... 
Татка смеется. Вот запуталась! Тут и мама не поможет.Впрочем, с мамою и так хорошо... Просто хорошо. Во сне ли, наяву... 

8 

А до вечера еще... 
А часы Татка спрятала, чтобы не смотреть лишний раз. И так ясно, что далеко-о-о. 
А может, одним глазочком? А? Все-таки и сон приснился, и... 
Время-то не останавливается — иде-от. Не так быстро, как хочется, но иде-от. Т. е. уже и натикало, т. е. не так далеко-о-о, т. е. одним глазочком... 
Где же они? А? 
А-а, Татка их в платок замотала, чтобы не слышать, как они тикают. Им бы замолчать... остановиться. Ведь нельзя же его отсчитывать. Оно и не время даже, — ленинградское, блокадное. Нет же, — сту-учат. От-счи-ты-ва-ют. 
И чего насчитали? 
— Ох, мамочки... 
Еще и 12 нет. Как же это? Ведь и каша была, и рассуждения. 
Всхлипнула Татка: 
— Эх, вы... 
Потом — стрелки перевела. Не сильно. Так, для видимости. 
В конце концов, может, они не привыкли в платке пуховом время отсчитывать? Вот и не отсчитали. 
— Тик-так, тик-так. 
Это — часы. 
— Тик-так, тик-так!Это — Татка. С часами разговаривает. Чтобы они время пото-очнее считали. Милые, ленинградские... 

9 

Тишина разная бывает. Но эта... жуткая какая-то, пуста-ая. Попробуй ее заполни! 
Вот мама заполнит. 
— Татка, а ну, марш руки мыть! 
И все, заполнила. 
А Татка и всхлипывает, и рассуждает еще... вслух, а тишина все такая же. Прозрачная и пустая. Все слова Таткины — ух в нее. И как не было. У Татки язык разболелся — слова говорить, а слов-то и нет. Все их тишина... 
— Ай! 
Она же... голодная. Вот и слопала. Слова!? А если ее накормить, как следует... 
Татка ее стихами тогда. Из Пушкина. Не зря же учила. 
— Бу-уря мглою... 
Проглотила. Пережевывает, газетами шелестит. На окнах. 
— Небо кроет! 
Кушай, милая. Ку-ушай. Пушкин не Татка, его и наместо супчику, да за ми-илую душу... 
Ишь, трубами заурчала. Дово-ольная. Перева-аривает. 
Приятного аппетита! 

10 

Татка глаза за-акрыла... за-а-акрыла... 
Сирена вроде? Налет! 
Открыла Татка глаза, шубенку перехватила... ноги в ботиночки... 
Быстрее! Быстрее! 
Ох, и воет... 
Запуталась Татка, шлеп на пол... 
— Ах, ты... 
Вскочила. Опять запуталась. 
А коридор — дли-инный, а там еще и до Убежища, а там и... 
— А-а... 
Бежит Татка... бежит... 
А коридор — дли-инный, а шубейка — тяже-олая, а сирена... воет... Только ласково так... Обманывает Татку. Не сирена будто, а вытяжка кухонная. 
— У-у... 
— Что же ты? Маленьких обманывать? 
— У-у... 
Ну, точно — вытяжка. 
Проснулась Татка. Сердце — комочек горячий... в горле, слезы из глаз... 
— Вот дурында! Уснула с голодухи! 
Уф! 
Комочек сглотнуть — и можно опять мамы дожидаться. Да не просто дожидаться — со смыслом. С рассуждениями. 

11 

Зима на улице, а Татке... весны хочется... 
— Ве-есна... 
Берет Татка карандаши — и рисует. Весну. Даже язык высунула. От старания. 
Хорошая у Татки весна... Яр-р-ркая! 
Правда, света не хватает — разобрать, но Татка и так знает, что — яр-р-ркая. 
— Ну, Татка! 
За окнами... зи-има, а у Татки — ве-есна. Разбежалась цветами. По столешнице. 
Жаль, не по бумаге... 
Эх, но бумага-то — легкая, ее сквозняком сдует, вместе с весною. А столешница — ух, какая! Выдержит! 
Рисует Татка, смеется Татка: весна у нее, чего уж теперь гр-рустить?!! 

12 

Татка включает радио. Т. е. включила бы, да высоко-о-о... 
Татка подпрыгивает. Повыше... Еще! Никак. 
Табурет подставить... Тяже-олый. И паркет царапает. 
Татка грозит табурету пальчиком: нехорошо. 
Вроде одумался... 
Так, теперь взо-обра-аться... 
— Ай... 
Страшно! И высоко! Стр-рашно высоко! 
Татку качнуло... 
— Ой... 
Свалится еще... 
Ухватиться бы, а? А... А-а! 
Вцепилась в резистор, как... в самое незыблемое, повернула... 
— Говорит Москва! 
А громче? 
— Наши войска, расположенные южнее Ладожского озера... 
Как расположенные? Что расположенные? 
— Перешли... 
Как перешли?! Что перешли?! 
— В наступление... 
И все, ни страху, ни качания. Застыла Татка, — слушает. Уже не в резистор — в голос вцепилась. В слова. Мощные, сильные, родные. 

13, эпилог 

— Таточка, Тата... 
Мама рыдает. Слезы размазывает. Ладошкою. А Татка — суровая, значительная: 
— Мама, ты меня не буди... а? 
Мама не понимает! Обычно — понятливая. Наяву... Наяву! А это? 
— Ты меня не буди. — Не удержалась, слезу пустила. — Пожа-алуйста. 
Не понимает?!! 
— Мама, это же... сон. Понимаешь? Блокаду сняли... Ну!? 
И еле слышно: 
— Мамочка... не хочу я... просыпаться не хочу... 
А мама... и смеется, и слезы размазывает: 
— Дурочка... Дурочка! Не сон это... Не сон! 
Не сон?! 
Ну, если мама сказала... 
И закричала Татка! Ни звука не вырвалось! Так закричала! 
Неужели... Не-у-же-ли?! 
И мама закричала. И Ленинград. 


9 коментів

avatar
Фух. А я уже боялась...
avatar
Че-е-его? Я же до-о-о-обрый...

С крайним почтением,

avatar
До-о-о-о-обрый,да... Только я помню всех, кто, ну, в общем... и Митьку, и Журавлика, и Божественный ветер...
avatar
Доброта бывает разною. Главное, чтобы она оставалась собою. Особенно — внутри, в сердцевине.

С крайним почтением,

avatar
Это правда.
С нежностью,
avatar
Нежность и почтение. Нежное почтение. Крайне нежное почтение. И т. д. в том же духе и роде?

С крайним почтением,

avatar
Да-да-да biggrin
avatar
Пойду пожую чета. Децл минут ток в Блокаде, а пузяшка испужалсо и просит.
avatar
По написании... только и делал, что жевал и трескал, и снова жевал...

С крайним почтением,

Залишити коментар

avatar