Чернила есть. И есть три гривны.

Есть февраль – пролетки нет.

А лепестки расцветшей сливы –

как ноги белых сигарет.

И вся поэзия отныне –

как самогон, лишь для своих.

Пойдем-ка, повопим в пустыне,

или поищем понятых

для протокола о пропаже.

Не слов – так смысла, так себя.

И нечего курить. И даже