МЕНЯ ЗОВУТ КАЛИГО МЕМНОН (начало)

---

Сказка для взрослых.

Светлой памяти моего сына Артема Абалешкина (15.08.1989 - 3.12.2010)

I

Из-за темно-фиолетовой шторы выплыли пузырьки воздуха, за ними - мелкие красновато-рыжие рыбки. Множество рыбок.

- Такого цвета коней называют гнедыми. А рыбки бывают гнедыми? - вслух подумала раскидистая драцена, пытаясь своими длинными, похожими на лезвия кинжалов листьями, прикоснуться к шторе.

Красновато-рыжие рыбки ненадолго зависли над деревцем, затем дружно и беззвучно поплыли к зеркалу.

- Пальма, своей болтовней ты мешаешь мне сосредотачиваться на пространственно-временном континууме, - промурлыкал черный кот, рассматривая большую темно-синюю бабочку, застывшую под стеклом в изящной деревянной коробке, прикрепленной шурупом к стене.
- Я не пальма. Мы из семейства агавовых, - пояснила драцена.
- Агав-агав, - передразнил ее кот.
- Гнедыми бывают даже мысли, - пропищала крупных размеров скалярия, вслед за рыбками вальяжно вплывая в комнату.
Оглядевшись по сторонам, скалярия увидела бабочку и, подплыв к ней, поинтересовалась:
- Как Ваше имя, мадмуазель?
- Мамзель проколота иголкой со времен моей прабабки. Короче, мертвая она, - усмехнулся кот.
- Вы – Чеширский или Бегемот? - спросила рыбка, раскачиваясь наподобие маятника.

- Сама чеши, килька близорукая! При чем здесь бегемот? - рассердился хвостатый.

- Простите, если сия игра смыслов настолько далека от Вас. Но мой семантический контур пытается распознать – что Вы за фрукт.
- По тебе плачет Институт благородных девиц. Не фрукт я. Из породы кошачьих! Что за дурацкие стереотипы: если говорящий кот, обладающий юмором, значит, обязательно Чеширский или Бегемот!
- Юмор у кота Матроскина, а у Вас – подростковая ирония, переходящая в хамство, - обиженно произнесла скалярия.
- По-твоему лучше кот Шредингера? Сидит в ящике – молча, никто его не видит, не слышит, но все голову ломают – жив он или мертв. Нет, лично я - Кошакус Вульгарис – недвусмысленно видимый и слышимый. А как твоя surname, плывучий реликт?
- О, Вы спикаете! Жемчужная я. Вульгарис плохо звучит.
- Спикаете... - тоненьким голоском передразнил ее кот, - В переводе с латинского "вульгарис" имеет два значения – народный и обычный. Мне ближе - народный. Может, погадаешь, если ты – Жемчужная? - промурлыкал он, протягивая скалярии когтистую лапу.
- Я не гадаю. Но верю в рыбный промысел. Вы питаетесь рыбой, народный кошакус? - опасливо посторонилась она.
- Где ты тут видишь рыбу? - искренне удивился кот.

Жемчужная замерла в недоумении, и, вильнув хвостом, поплыла к зеркалу.

Внезапно в деревянной коробке под стеклом вздрогнула бабочка и заметалась, пытаясь вырваться наружу.

- Бедняжка! Она сейчас погибнет! - воскликнула драцена.
- Погибнуть дважды – все равно, что не родиться ни разу, - рассудительно произнес кот.

Красно-рыжие рыбки подплыли к стеклу, облепив его, словно мухи липкую ленту. Всего несколько секунд и стекло превратилось в желе, затем – в воду, стекая по стене.

- Вот она – сила коллективного разума, - восхитился кот, - Кто из вас слышал, чтобы эти гнедые сказали хоть слово? Молча понимают друг друга и слаженно действуют. А мы даже о понятиях не можем договориться.
- Мы – не гнедые. И пока еще не на шконке, чтобы обязательно договариваться о понятиях, - констатировала Жемчужная, направляясь от зеркала к собравшимся. Глядя на ожившую бабочку, севшую на занавеску, она воскликнула:
- Чудо!
- Меня зовут Калиго Мемнон, - с достоинством ответила синекрылая.
- Мемнон... Что за surname такая? Ты какой национальности, дамочка? - поинтересовался кот.
- Перуанка.
- "Калиго" звучит внушительно, - благоговейно произнесла драцена.
- В переводе с латинского "мрачный", - ответила бабочка.
- Мрачная, хочешь похрумкать? Сидеть мертвой столько времени под стеклом, шутка ли! - доброжелательно промолвил кот.
- Здесь есть перезревшие фрукты? - спросила бабочка, - Я питаюсь их соком.

Скалярия громко хихикнула, многозначительно глянув на кота.

- Не фрукт я! Кошакус вульгарис! - рявкнул кот.
- Не кипятитесь. Ясно же - настоящий фрукт, даже перезревший, не может быть вульгарис, - снова хихикнула Жемчужная.
- Ты напоминаешь мне рыбу, которую я обычно ем, когда очень сердит, - угрожающим тоном сообщил ей кот.

Скалярия испугано метнулась в сторону.

- Вы не задумывались, зачем мы здесь? - спросила бабочка, обращаясь ко всем.
- Ты не задумываешься – почему ожила? - подняв хвост трубой, парировал кот.
- Я проснулась здесь.
- А уснула где? В смысле, умерла, - смущаясь, спросила драцена.
- Обычно я умираю в Перу...
- Красивое начало для рассказа, - отметила Жемчужная.


II

Калиго Мемнон молчала, глядя на красновато-рыжих рыбок, выстраивающихся в замысловатую фигуру – круг, вмещающий в себя квадрат с большой точкой посередине. Неожиданно рыбки, построившиеся в квадрат, изменили свой цвет на персиковый, а собравшиеся в центре в виде точки засияли золотистым. Неподвижная фигура бабочки и цветовые метаморфозы, произошедшие с красновато-рыжими рыбками, вызвали у скалярии и драцены беспокойство. Жемчужная плавала из стороны в сторону, резкими движениями образуя вокруг себя пузырьки разной величины. Каждый листик драцены трепетал и деревце, достигнув кульминации дрожания, казалось вот-вот перевернется. Только кот тихо мурлыкал какую-то песенку, будто ему не было дела до всего происходящего в комнате с фиолетовыми шторами.

- Я часто сидела у нее на плече. Она не замечала меня и говорила, говорила, - начала свой рассказ Калиго Мемнон, - Со стороны казалось, она говорит сама с собой, но она разговаривала с ним...

Скалярия и драцена прекратили всяческое движение. Кот перестал мурлыкать, но принялся беззвучно перебирать лапами по паркету.

Погруженная в воспоминания бабочка продолжила рассказ:

- Последние годы своей жизни она жила в Пайте. Рыбацкий поселок на перуанском берегу Тихого океана стал мне интересным, а вскоре родным - благодаря Мануэле. Эта женщина научила меня восхищаться океаном, несмотря на чуждую моей природе водную стихию. Мануэла была способна на великие чувства. В них отсутствовал пафос и болезненная возбужденность. Невероятная яркость и насыщенность переживаний делали немолодую женщину нечеловечески красивой. Она облагораживала все, с чем соприкасался ее взгляд, все, что вмещалось в ее душу. Помню ее красивый профиль, с гордо поднятым подбородком. Она стояла на берегу, вглядываясь вдаль, словно надеясь увидеть Симона. Прошло почти четверть века со дня его смерти, но Мануэла говорила с ним ежедневно, читала вслух его письма и даже молилась. Она не была набожной, но к концу жизни часто говорила с Богом – о Симоне. Она вспоминала, как страдала от невыносимой разлуки с Симоном еще при его жизни, и как ненавидела все, что отнимало у нее любимого. С высоты птичьего полета Мануэла казалась ожившей диковинной куклой – в свободной тунике, сшитой с обеих сторон и украшенной разноцветными геометрическими фигурами. Ее голову украшала соломенная шляпа. Ах, моя прекрасная Мануэлита! Конечно, я знала, что яркая туника и шляпа – единственная нарядная одежда, в которую она раз в день облачается для свиданий с прошлым. Она получила тунику в подарок от родственников пожилой колумбийки-целительницы, которая однажды вернула ее к жизни. Мануэлита вернулась из мира мертвых, чтобы навсегда покинуть Эквадор и, ставший ей безразличным, родной город Кито. Многие соотечественники осуждали Мануэлиту, шептали за ее спиной проклятья, ненавидели. За то, что стала любовницей Симона, будучи замужней женщиной, за гордый нрав, острый ум, рискованные поступки, за смелость, с которой она в гусарском мундире гарцевала на лошади по улицам города. Некоторые особо ревностные католики презирали ее за попытку свести счеты с жизнью. Да-да, узнав о смерти Симона, Мануэла решила уйти вслед за ним с помощью укуса змеи. Мечтала ли она прикоснуться к мифу о смерти Клеопатры, или напоследок хотела подчеркнуть смирение перед змеиным царством, которого боялась с детства? Тайна. Но женщину спасла пожилая колумбийка. Зачем? Не для того ли, чтобы Мануэлита поселилась в Пайте и, живя на нищенские гроши, зарабатывая изготовлением печенья и пирожных, полюбила мир так же, как она любила Его - Симона Боливара? "Моя сумасшедшая возлюбленная "- называл Боливар Мануэлу Саэнс. Но когда я ее встретила, она не была сумасшедшей. Она обнимала душой мир, в котором ее любовь к Симону стала равнозначной любви ко всем, кто ее окружал. Помню, Мануэла, поглядев с удивлением и радостью на похоронную процессию, направлявшуюся мимо нее на кладбище, произнесла:
- Даже если мне суждено быть похороненной в общей могиле, и никто их живых не отыщет моего следа на Земле, я счастлива – Симон непременно узнает мою душу...
Что она увидела в похоронной процессии, помимо скорбящих родственников умершего? Тайна. Но несколько месяцев спустя во время эпидемии дифтерита ее похоронили в общей могиле ...

Калиго Мемном замолчала и в комнате воцарилась тишина.

- Печально. Почему по-настоящему красивая история всегда наполнена страданием? - наконец промолвила драцена.
- Пальма, что ты знаешь о страданиях? Все твои проблемы – мокрицы, перепой или недопой, - подчеркнуто медленно промурлыкал кот, но в его голосе чувствовалось волнение.
- Слушай, вульгарис, с этой минуты лично ты будешь называть меня - Драконово дерево, каковым я именуюсь. Если еще раз проявишь ко мне и другим неуважение, во мне проснется древняя дракониха, - вспылила драцена.
- Ну, ладно. Прости. Сам не понимаю, что со мной. Нервный какой-то, - примирительно произнес кот.
Помолчав немного, он взвизгнул:
- Нервный! Потому, что не знаю, как очутился в этой комнате и почему ничего не помню!
- Но ты же поддерживаешь разговор – кот Шредингера, пространственно-временной континуум, Бегемот... что там еще – коллективный разум, - удивилась драцена.
- Поддерживаю, но не понимаю почему. Откуда я это знаю? Почему говорю то, что говорю? Ты помнишь, как оказалась в комнате с фиолетовыми шторами?
- Я проснулась здесь...

III

Рассказ Калиго Мемнон взбудоражил собравшихся, и они не сразу заметили перемещение красновато-рыжих рыбок, которые приобрели свой привычный окрас, но лишь затем, чтобы построить новую фигуру – пирамиду с миниплатформой на вершине. Рыбки умудрились выстроить даже миниатюрную центральную лестницу для доступа на вершину. Когда последняя из них заняла свое место, нижняя часть живой пирамиды окрасилась в черный цвет, а верхняя – в белый.
- Зачем они... - драцена не успела договорить, как одна из рыбок быстро подплыла к ней и, отщипнув кусочек листа, поспешила обратно.
- Они помогают вспомнить, - ответила бабочка.
- Вспомнить что? - не понял кот.
- Не что, а кого, - уточнила Мемнон.

Драцена замерла, прислушиваясь к себе, пытаясь понять, что напоминает ей живая пирамида.
- Никогда не была на острове Маврикий. Корни мои из Мадагаскара, хотя там я тоже не была. Но пирамида напоминает мне каменное сооружение острова Маврикия, - задумчиво произнесла драцена.
- Корни твои из Мадагаскара, но листья и горшок из ближайшего магазина уцененных товаров, - не удержался от колкости кот, - Если ты не была на Маврикии, откуда знаешь, какая там пирамида?

Жемчужная приблизилась вплотную к морде кота и сильно боднула его в нос.

- Никшните камнем, вульгарис! Вы сами сказали, что ничего не понимаете, - добавила она.
- Ну... да, есть такое. Но у меня не получается молчать! Колкости лезут из меня сами, - потирая нос, ответил кот.

В этот раз драцена не обиделась и, тряхнув листвой, задумчиво произнесла:

- Я просто знаю. Откуда – не помню.
- Кроме пирамиды что знаешь? - прошелестела бабочка, летая вокруг деревца.
Помедлив немного, драцена ответила:
- Знаю, как любил своего сына известный пират, не потерявший человеческое лицо.
- Что такое человеческое лицо? И можно ли знать, как любит другое существо, не будучи им? Предлагаю отказаться от таких формулировок, а вместо них использовать... - начал было спорить кот, но драцена перебила его на полуслове:
- Томас умер, не умирая.

Кот от неожиданности раскашлялся, поперхнувшись слюной. Драцена подождала, пока не стихнет приступ кашля, и продолжила рассказ:

- Однажды Томас превратился в пирата. Промежуток между старой благопристойной жизнью и новой, полной авантюризма, он назвал медленной смертью со сменой полюсов. В детстве пиратские истории не вызывали у Томаса всплеск фантазий. Зато он ненавидел "житейскую грязь". Он видел отнюдь не королевские апартаменты и всеобщую доброжелательность. Унижения, страдания, грубость человеческих отношений приводили Томаса в бешенство, несмотря на старания его маменьки (владелицы публичного дома из Плимута) оградить сына от негатива. Но "житейская грязь" была повсюду, поскольку являлась проявлением действительности. Однажды Томас пришел к выводу, что "житейская грязь" - это уродливые попытки людей любой ценой выжить или самоутвердиться. Он попытался создать свою действительность добропорядочной жизни. Благо, мать дала Томасу достойное образование. Служба в королевском флоте, затем увольнение и переезд на Барбадос, торговое дело, женитьба – последовательные ступеньки создания им "добропорядочной действительности". Он был отличным оратором и смелым, честным парнем.

- Я сам делаю свою жизнь. Если меня будут принуждать изменить принципам - не буду выживать любой ценой, лучше пойду на корм рыбам! - говорил он.

Но действительность не желала умещаться в рамки его представлений, расширившись однажды до параллельных пиратских миров. Это произошло неожиданно – во время торгового рейса к берегам Гвинеи. Французские пираты атаковали английское судно "Мериголд", где капитаном был Томас. Стремительный захват заставил Томми сопротивляться из последних сил. Он не пошел на корм рыбам, но дрался в исступлении. Однако силы были неравны и команду пленили.
Ночью пираты, опьяненные алкоголем и победой, предавались привычным развлечениям – стреляли по живым мишеням. У последних не было выбора, несмотря на отчаянные мольбы некоторых пленников о пощаде.
В команде Томаса служил пожилой матрос Эбрахам. Все звали его монахом – за молчаливость и привычку по любому поводу читать молитвы. Никто не знал, кто он и откуда, но поговаривали, что из-за своей веры он часто менял суда, боясь преследования со стороны властей. Это продолжалось до принятия Акта о Толерантности.

Эбрахам сосредоточенно молился, глядя на пиратов, убивающих пленников.

- Человеческая жизнь – всего лишь стремление любой ценой избежать смерти. Но я не буду унижаться, - высказал наболевшие мысли Томас.

Эбрахам закрыл глаза. Его лицо было таким, будто он заглядывал куда-то далеко, за черту, которую обычным смертным переступать не полагается.
- Здесь и сейчас тебе не видать будущего. Но у тебя оно есть, - усмехнулся он.
- Мое будущее предрешено. Выстрел и... к рыбам на корм, - с горечью ответил Томас, кивая в сторону пьяных пиратов.
- Это мое будущее предрешено. Но меня смерть не печалит, а радует… Однажды твой далекий потомок будет отшельником, большим молитвенником. И сила его молитвы многих спасет, - молвил Эбрахам.
- От смерти спасет? Она неизбежна!
- От отчаяния и потери человеческого лица. И ты... смотри... не потеряй.

От усталости и переживаний Томаса клонило в сон, но он пытался бодрствовать, чтобы встретить свою смерть достойно.
- Пусти меня на твое место, может, посплю немного. У борта меня сильно укачивает, - попросил Эбрахам.
Томас с готовностью перебрался ближе к борту. Вскоре его сморил крепкий сон. Последнее, что он услышал, прежде чем заснуть, были слова Эбрахама:
- Станешь пиратом, не забудь наш разговор.

Наутро Томас обнаружил, что Эбрахама нет рядом. Один из матросов объяснил - "монах" был последним, кого этой ночью использовали пираты в качестве мишени.

Через несколько часов у берегов Мадагаскара морские разбойники под воздействием чрезмерных алкогольных возлияний посадили корабль на мель, и Томасу с остатками его команды удалось сбежать на одной из шлюпок.
Томми надеялся на скорое возращение домой к жене, но у его Судьбы были другие планы. Молодому капитану и его людям пришлось прожить полтора года на островке Бухта Августина, неподалеку от Мадагаскара. Местный туземный царек Баво радушно их принял, определив на полное обеспечение. Впрочем, такая участь ждала всех белых, терпевших кораблекрушение возле вотчины Баво. Он ни для кого не делал различий. Будь то купец или пират – Баво спасал всех белых, проявляя к ним удивительное радушие. Именно здесь в Бухте Августина Томас познакомился со многими уже состоявшимися пиратами и будущими морскими авантюристами.
Шло время, жизнь принуждала мужчин к активным действиям, и постепенно у Томаса изменились воззрения на жизнь. Он стал пиратом, и даже капитаном пиратов, участвовал во многих налетах у побережья Индии, у острова Маврикий. Но он никогда не убивал ради забавы, жалел детей, нередко возвращал награбленное морякам, у которых были семьи. Пираты его уважали – за принципы и благородство, стараясь походить на своего капитана. О нем слагали легенды. Поговаривали, что однажды, будучи на острове Маврикий, Томас поднялся на вершину пирамиды и вдруг исчез, испарился на несколько минут, а появившись снова, удивленно озирался, тер кулаками глаза, смеялся и плакал одновременно. Он никому не рассказывал об увиденном. Когда пираты спрашивали капитана об этом, он многозначительно качал головой, не отвечая…  Его жена давно вышла замуж за другого, думая, что Томми погиб. Но он – живой и женатый на красивой туземке, был счастлив на острове Мадагаскар. Рождение сына подтолкнуло его покончить с пиратством… Всего несколько лет он наслаждался спокойной жизнью.  Томас Уайт умер от гриппа. Он оставил многочисленные миллионы сыну, назначив ему опекунов, которые должны были переправить мальчика в Англию. Бывший пират завещал опекунам – растить ребенка в самом благородном кругу, дать ему блестящее образование и главное – воспитывать в христианской вере. Будучи людьми чести, они сделали все, о чем он просил их.

IV

- Аминь, - вздохнул кот, - Не понимаю, в чем проявилась его любовь к сыну?
- Не знаю, но я чувствовала ее, - ответила драцена.
- Слишком длинная история, но я бы дополнил, - подумав немного, сообщил кот.
- Дополни, - шепнула бабочка.
- Эбрахам уже не боялся смерти – пожил достаточно. А Томас был в ужасе от перспективы умереть молодым. Поэтому старый матрос дал шанс молодому капитану – пожить и избавиться от иллюзий. Почему не сказали о склонности Эбрахама к суициду или отсутствию у него воли к жизни? Матрос нашел подходящий повод, чтобы уйти из жизни под благородным предлогом – принеся себя в жертву.

Все посмотрели на драцену, ожидая ее ответа.

- Я знаю только то, что рассказала, а выводы кота циничны, - шевельнув листвой, ответила она.
- Цинизм – один из способов расшевелить погрязших в мнимой добродетели, - подняв лапу вверх, сообщил кошакус.
- Кто здесь решает – мнимой или не мнимой? Вы – балабон, кошакус, - парировала Жемчужная.
- Но я – не профи. Ты знаешь, что профессиональный сказочник – большой лжец – врет и не краснеет? - спросил кот.
- Почему? - удивилась скалярия.
- Не краснеет? Не знаю, - пожал плечами кот.
- Почему врет?
- Достаточно посмотреть на действительность, чтобы понять – сказочно врет. Почему – не знаю. Из альтруистичных побуждений, или из корыстных.
- Мы тут рассказываем сказки или вспоминаем реальность? - возмутилась Жемчужная.
- Иногда это одно и то же. Особенно, если нельзя доказать или опровергнуть, - усмехнулся кот.
- Интересно, что бы ты дополнил о Мануэле? - поинтересовалась драцена.

Кот, не моргнув глазом, выпалил:

- После попытки самоубийства она боялась смерти. В противном случае снова пыталась бы убить себя. Страх поселился в ней надолго после реального видения во время клинической смерти – адских мук грешников.
- Правда? - округлив глаза, ужаснулась скалярия.
- Если ты поверила, значит, для тебя – правда, - фыркнул кот.
- Это неправда?! - облегченно вздохнула драцена.
- Правда – голый факт. Все остальное – домыслы, фантазии, интерпретации, а так же видения, которые нельзя доказать или опровергнуть, - ответил кот.
- Смерть - это факт или фантазия? - мелодично пропела бабочка.
- Почему мы все время говорим о смерти? Народный кошакус, Вы вспомнили кого-нибудь? - воскликнула скалярия.
- Предпочитаю быть здесь и сейчас, а не в чьем-нибудь прошлом. Но глядя на кульбиты коллективного разума, я бы покурил трубку, - усмехнулся кот, указывая лапой на красновато-рыжих рыбок.

Рыбки превратились в большой круг с разноцветными лучами, исходящими из центра к периферии.

- С какой стороны ни глянь, кажется, круг вращается, - констатировала Жемчужная, - Но что это? - воскликнула она, в панике заметавшись из стороны в сторону.

Комнату заполнили радужные световые волны, они плясали на стенах и паркетном полу и казались живыми.

- Это сон, - прошептала Калиго Мемнон.
- Это тета-ритмы, - уточнил кот, поудобней устраиваясь возле драцены.

Жемчужная перестала испугано метаться по комнате и, медленно раскачиваясь на радужных волнах, заговорила спокойным голосом с неожиданной для себя модуляцией:

Верное правило – слушать безмолвие дна,
цифры в себе обрекая на вечную память.
В мир геометров – холодную, долгую замять –
сонно стремится безудержной долей – она –
нечеловечья душа.
Кто мне подсуден? Кому я подсуден? – Игра.
В помощь небесной механике – линия сферы.
Кто я – звук лиры, фасованный атом, экран
у основания мира и собственной веры?
В ноги – небесный экватор.
Стремление знать
Первую Волю, создавшую числа и корни...
Кто я – птенец, оперенье роняющий в "горний",
всеобнимающий дух, гомоморфная мать
или отец компиляций, открывший от мер –
силу стремления старых, как вирусы, опций?
К ночи во мне говорит миллион теломер
донных жильцов, потерявших незыблемость лоций...

Бабочка, вспорхнув со шторы, села на лист драцены. Деревце стояло без движений, боясь шевельнуться. Кот, почесав лапой темя, произнес:

- Сейчас век философских пробелов, а ты про гомоморфную мать и незыблемость лоций. Где потребительский кураж? Тебя никто не поймет. Скажут: ты – псих.
- Он действительно – притча во языцех, - ответила Жемчужная.

- Кто это – Он? - спросила драцена.
- Имени не помню, он сам себя забывает – редко выходит из дома. Но гнедые рыбки говорят: он – гений. Якобы, о нем и его математическом открытии судачит весь мир.
- Живой гений? - удивилась драцена.
- Где ты видела мертвых гениев? - рассудительно молвил кот, - И какой он – твой гений?
- Одинок, но сейчас не страдает от одиночества. Видит, чувствует, слышит – цифрами, геометрическими фигурами, даже когда не думает о них. Что ему жизнь или смерть, если он достиг радости открытия и всегда находит пространство своим мыслям. Он собирает числа из пространства, мысленно рисуя из них картины. Он знает о своем бессмертии. Иногда он думает, что не рождался и поэтому достиг мечты. Он думает, все люди – проекция его материализованных представлений о числах. Он по-своему любит людей, хотя не балует их, как не балует самого себя.
- Тебе гнедые рыбки сказали?! - воскликнул кот.
- Сказали. Вы не слышали? - удивилась Жемчужная.
- Не слышали. Но я тоже вспомнил одного гения, - широко улыбнулся кот, показав свои совсем не острые зубы.
- Он живой? - спросила драцена.
- Конечно! Но памятник на его могиле скромный. Всего одна надпись.
- Шутник! Мой гений сейчас живой. Сидит дома и не выходит, своим поведением вызывая презрение и гнев папарацци, - сообщила Жемчужная.
- Я не шучу. Смерть тела и наличие надгробной плиты не делают человека мертвым, - возразил ей кот.
- А что делает? - удивилась она.
- Ничего...

Бабочка вспорхнула с листа драцены и, будто в замедленной съемке, полетела. За ней поплыли красновато-рыжие рыбки.

- Куда они направились? - удивилась драцена.

- К зеркалу. К нему сегодня паломничество, - буркнул кот.
- И ты сходи, - участливо посоветовала она.
- Зеркало отражает факт существования, но не избавляет от сомнений, - ответил кот.
- Вы в чем-то сомневаетесь, кошакус? - поинтересовалась скалярия.
- В реальности происходящего...


Окончание здесь:

http://litfest.ru/publ/menja_zovut_kaligo_memnon_okonchanie/263-1-0-10546

---