«Гей, хлопцы! Гей…!» Н. В. Гоголь.

 

«Человек не может рожать бегемотиков» А. Никонов (лауреат премии Нонкоформизм-поступок)

 

«… Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья,

И, смело шествуя среди зловонной тьмы,

Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы

Без дрожи ужаса хватаем наслаждения…» Шарль Бодлер. Цветы зла.

 

Пролог.

 

Всепоглощающая безответная любовь к литературе и гратификациям, не дающая ни спать, ни дышать, ни сходить в туалет нормально, сподвигла неуемных продвинутых нонконформистов, (всегда почему-то пишущих «хрен» с твердым знаком), оторваться от повседневной творческой рутины, (забросив при этом стены, подъезды, заборы, подвалы) и заняться созданием воистину «великих» полотен. Их тайная вожделенная цель получения премии всех премий замаячила, наконец, на Голубом горизонте!

 

Непревзойденная до сих пор в писательском мире награда со светлым игривым (хоть и угасшим) названием «Черная метка», будоражила, манила, притягивала. И грех было не протянуть к ней руку. (А что прикажите делать, если современный литератор-нонконформист не может, как какой-то стратфордский парубок, написавший простецкого «Гамлета», довольствоваться одной обыденной (пусть и всемирной) славой, не имея при этом заслуженной и всеми уважаемой премии?)

 

Надоевшая Нобелевка (добавлю – самая противоречивая премия в области литературы) уже давно никого из нонконформистов не интересует и не устраивает. Поэтому писатели-экспериментаторы (включая, возможно, ныне здравствующих нобелевских лауреатов) грезят о по-настоящему великом признании, (о признании, которое может прийти исключительно только после получения Нонконформистской премии).

 

Посудите сами. Ну, кто сейчас знает и назовет Богом забытые нобелевские имена, например, такие как Михаил Шолохов или Иван Бунин? Я уж не говорю о совсем безвестном Федоре Михайловиче или Антоне Павловиче. Их фамилии вряд ли кто-нибудь сейчас припомнит! Да и зачем вспомнить, если у них вообще нет никаких наград и премий? То ли дело нынешние nonconformisus-laureatus, (властители дум недумающей молодежи), такие как Александр Никонов (премия за роман «Анна Каренина, самка»), Игорь Яркевич (премия «за новые типы прозаического мышления, стиля и языка») и Евгений Лесин (премия в разделе «Спецноминация»). Влиться в их ряды – несбыточная мечта любого дважды сумасшедшего прозаика или трижды полоумного поэта.

 

Эти смелые, полные амбиций мушкетеры нонконформистской словесности, ни минуты не колеблясь, встали на защиту несуразности и корявости (их) русского языка и лихорадочно застучали одной рукой по клавиатуре на столе, а другой, расстегнув молнию, под столом. И пошла охота шавок на давно отстрелянных (исключительно русских) матерых волков. «Убогих, агрессивных, малограмотных» и ничего не понимающих в нонконформизме волков, (следы которых разбросаны по необъятным российским книжным полкам), необходимо было повторно отстрелять, иначе они, даже мертвые, могли порвать всю нынешнюю окололитературную гей-стаю дворняжек! А чтобы дело шло веселее и азартнее, гей-мушкетеры поклялись: «Один дает всем, а все дают одному!»

 

Глава первая. «Отсос».

 

Отсос (погоняло «Ато-С», «Граф де Ла Хер»), как и положено графу, первым бросил перчатку на могилу другого графа, опозорившегося на весь белый свет описанием страшного славянского мира и доброй западной войнушки. Да и как было не бросить вызов этому бездарю Льву, если он ничего не смыслил ни в творчестве, ни в жизни, ни в женщинах, ни, тем более, в святой материнской любви. Что мешало графу (с придыханием, нежно и трепетно) описать материнство, как это гениально и скромно сделал Никонов:

 

«Анна сухо поздоровалась с брачным партнером, и тут же в помещение влетел детеныш из ее первого помета – Сергей. Если быть совершенно точным, то придется признать: Анна не была слишком плодовитой самкой, удачный помет у нее был всего один (второй закончился выкидышем), что для самки ее возраста было редкостью.
– Мама!
Услышав позывной на высокой частоте, самка повернулась к детенышу и обняла его передними конечностями. Детеныш сделал то же самое: тактильный контакт у их вида был весьма распространенным проявлением нежности и, вероятно, являлся редукцией копулятивного акта».

 

О творчестве и удивительном мастерстве Александра Никонова достаточно подробно сказано в статье «Литературные каталы», так что, думаю, не стоит тратить время на милые сердцу никоновские опусы.

 

Глава вторая. «Подсос».

 

Подсос, (известный в определенных кругах как «Порто-С»), в некотором смысле является страховщиком и побратимом Отсоса. Истинный мушкетер-первопроходец Игорь Яркевич прославил себя (и литературу?) романом-трилогией: «Детство (Как я обосрался)», «Отрочество (Как меня чуть не изнасиловали)», «Юность (Как я занимался онанизмом)».

 

У Яркевича, надо отдать ему должное, при всей его интеллектуальной пошлости более миролюбивое отношение к босоногому графу и его любительнице железных дорог и не менее железных членов. Давайте насладимся глубиною Гогиной мудрости и изяществом его строк:

 

«Измена есть в "Анне Карениной" Льва Толстого, тоже великого (как и Яркевич? – прим. авт.) писателя и замечательного человека. Вообще, если пристально взглянуть на русскую литературу, то почему-то практически каждый ее участник был великим писателем и замечательным человеком. Ну, конечно же, иных в русскую литературу не брали! (совершенно верно, как и в литературу на иврите! – прим. авт.) Но сейчас проблема не эта! Сейчас проблема совсем другая: Анна Каренина, изменяя своему законному мужу Каренину, выглядит куда более привлекательнее своего законного мужа Каренина. Хотя его и жалко, но не настолько, чтобы он стал привлекательно выглядеть на равных со своей законной женой Анной. Как и полагается верному сыну своего поколения, я сразу безоговорочно согласился с Толстым по поводу большей привлекательности Анны Карениной, чем ее мужа Каренина. Но теперь я понял, что поторопился. Тут, Лев Николаевич, мать – перемать (здесь, думаю, более точно и уместно: «хрен – перехрен» - прим. авт. Согласитесь, какая из «Николаевича» мать?), надо ещё десять раз посмотреть, кто привлекательнее! Когда, Лев Николаевич, детально уже, как под микроскопом (Толстой, видимо, столь мелок в глазах Яркевича, что крупицы мыслей Льва Николаевича может разглядеть только под электронным микроскопом), наблюдаешь, когда у них поцелуй на губах, а когда сперма во рту (хватит, Игорь, завидовать и облизываться при виде спермы!), а когда они потом расслабленные отдыхают, и больше всего желаешь трансформации в презерватив (вот она, мечта и нирвана по Яркевичу – прим. авт.) то тут, Лев Николаевич, надо бы значительно более тщательно проверить, кто из двух персонажей - старик Каренин или его жена Анна - привлекательнее. Нужен повторный анализ! Не обессудьте, Лев Николаевич, необходимо проверить ещё раз. Если Вам не сложно, Лев Николаевич, будьте так добры».

 

И хлесткий, как удар кнута по крупу сивой кобылы, глубокомысленный вывод: «Сраные дуры все эти Земфиры, Молли Блум, Анны Каренины и госпожи Бовари! Обыкновенные сраные дуры». Затем неожиданная, как раскат грома, гениально закамуфлированная и противоречивая, как бред все той же сивой кобылы, концовка: «А писать надо осторожно. Особенно про менструацию».

 

Признаюсь, простой бурлацко-шахтерский бархатный язык Яркевича, явно рассчитанный на элитарную «чернь», меня просто завораживает. Словно какая-то волшебная флейта в руках самого Моцарта: «Пушкин – наше все. Это «все» могло бы принадлежать Пушкину. Но не принадлежит. Все, что в России могло бы принадлежать Пушкину – а Пушкину в России по праву принадлежит все, – отнял у Пушкина памятник Пушкину. Памятник Пушкину отнял у Пушкина «все».

 

Спору нет, все сказано умно, но из того, что умно не все умно, что сказано!

 

Удивительно, но Игорь Яркевич заставляет вас подсознательно верить каждому его слову. Поистине, только великий писатель и человек может посвятить целую книгу себе любимому, обосранному самим собою же с головы до ног и честно написавшего про это целый бестселлер («Как я обосрался»).

 

В «Голубом провале» Яркевич простым (очень доступным) русским языком, рассчитанным, видимо, на далекую российскую глубинку, (так как Игорь и Москва друг друга не любят) жалуется: «Причины вялости гомосексуальной традиции в русском культурном контексте вполне очевидны. Во-первых, моменты активной культурной креации всегда отчетливо брутальны и авторитарно подавляют любые бунтарские попытки локальных культурных зон (локальных по сексуальному, религиозному, этническому или любому другому признаку) и их скромных (деревенских? – вопрос авт.) обитателей.

 

И в этом смысле гомосексуальная тематика - едва ли не единственная зона, куда не дотянулись руки критического аналитика. Хотя уже та аффектированная атмосфера, которой окружается эта скромная проблематика, вызывает сама по себе вполне обоснованные сомнения.

 

С этой точки зрения гомосексуальная тематика могла дать новые чувственные обороты дряхлеющей машине русской культуры, подарить ей энергетику новой брутальной откровенности».

 

Поскольку я не уверен, что каждый провинциальный обыватель поймет эту изящную преамбулу, то позволю себе вольность и переведу вышеизложенное: «Только мужественные педики способны оттрахать русскую бабку-литературу так, что та сама, как Ванькин встанька, поднимется из гроба!»

 

Как метко и тонко все подмечено Яркевичем! Как тут не снять шляпу?

 

Глава третья. «Мисс Ара или Ара-мисс».

 

Ара-мисс, святая простота, в общественной жизни оказался не таким тихим, как может показаться неопытному следопыту. Этот революционный мушкетер (в миру – Евгений Лесин) призывает «…качать России нашей судно дерьмо сливая по краям!» Уж ни на наших ли любимых прибалтов? (Сдается мне, что я уже где-то подобное слышал? Не у Галича ли в «Говномере»?).

 

Это как понимать? Как программу действий? Вы что, пацаны, белены объелись? Вы на кого пальцы растопырили? Добивать Каренину (хоть критикой, хоть раком) – это одно (на то она и самка, если верить Никонову), а качать и валить Россию - это совсем другое. (Потом все удивляемся, когда приходит очередной матрос-партизан Железняк).

 

«Она люта и свирепа.

У нее вместо рыла репа.

Вместо ушей грибы.

Вместо зубов столбы.

Вместо ноги бревно,

Вместо руки бревно.

И вместо второй руки,

И вместо второй ноги.

Вся она, как изба.

Грудь у ней — два горба.

Ты ее сторонись,

Ты ее берегись.

А иначе не обессудь:

Лбом она твою грудь

Яростно прошибет.

Ну, и капут придет».

 

Лесин, как мне кажется, почти слово в слово копирует у нашего «Все» его посвящение Анне Керн, а у Маяковского – «Левый марш» и объединяет эти два великих произведения в одно. И будем честными! На фоне блеклого «друга» Дантеса и любителя с левой («левой, левой, левой») ходить налево, Евгений Лесин смотрится значительно правдоподобнее.

 

Наши гей-мушкетеры предпочитают не тех, кто в юбках, а тех, кто в штанах. Так что, я ни на йоту не сомневаюсь, что эти любовные строки, воспевающие Красоту с большой буквы, Евгений Лесин посвятил самой привлекательной «девушке» нашего спорта Николаю Валуеву.

 

А что если я не прав? Вдруг это лесинская песня о России? (В пользу этой версии говорит первая пронзительная строка «Она люта и свирепа…»)

 

По Китаю, по Китаю

Я милашку покатаю.

С ней проедусь по Пекину,

Ей в Пекине палку кину.

 

Вот эту загадку мне так и не удалось разгадать. Спору нет, что Пекин – современная столица разврата, так сказать Поднебесный Амстердам. Поэтому Лесин и отправил своих героев в китайский Содом с Гоморрой. И цель приезда в Пекин понятна, так как мастерски и не двусмысленно обозначена автором. А вот зачем милашку надо возить по всему Китаю? («По Китаю, по Китаю – типо: с ней в минет я поиграю?»)

Но в целом, эта четырехстрочная поэма, производит неизгладимое впечатление и просто завораживает.

 

«Для чего — и сам не понимаю —

По литературным вечерам

Я хожу и руки пожимаю

Всяким неприятным сволочам».

 

Похвальное, Евгений, признание, но грубое. Не такие уже нонконформисты сволочи. А вот недоносков-натуралов, не грех было бы так назвать. Да они и сами этого не отрицают. Недаром же на книжках, вышедших миллионными тиражами, так и пишут: «Ф. М. Достоевский – Идиот».

 

Но я готов поспорить с каждым нонконформистом, что если и есть идиот среди русских классиков, то это уж точно не Достоевский, а его старший собрат (homo unius libri – писатель одной книги) Грибоедов. Это же какими затурканными мозгами надо обладать и думать, что горе происходит от ума?! Настоящее мужское горе (в этом самом справедливом демократическом мире) может быть только от задницы, особенно, если эта задница не голубая.

 

Как могли так называемые классики наплевать и растереть древнюю нонконформистскую мудрость: «Не родись красивым, а родись с правильной задницей»? Неужели кому-то непонятно, что первый вопрос на Страшном Суде будет о гей-парадах. И не дай вам Бог, если вы хоть раз в жизни в них не участвовали. Гореть вам тогда в Аду синем пламенем глинтвейна со всякими там голыми Эсмеральдами, Молли Блумами, Аннами Каренинами, госпожами Бовари и прочими Нифиртитими с Клеопатрами.

 

И век вечности не видать вам сладких бедер соблазнительных райских нарциссов!

 

Как все натуралы слепы и наивны! Главное в жизни не сама жизнь, (и это пора давно понять), а права человека! А в правах человека главное право – право иметь свою задницу. Но самое-самое главное право, (право всех прав!) – право показывать свою любимую задницу на парадах.

 

Почему на Небе и на Земле такое важное значение придают гей-парадам? А потому, что вся сила не в Боге (как думают верующие), не в человеке (как думают ретрограды-атеисты), не в правде (как утверждал покойный Бодров), не в науке (как считают некоторые ученые), не в мифической достоевской красоте, даже не в долларе, а в заднице!

 

Без головы мы можем жить хоть веками, (что и делаем). А вот вы хоть день попробуйте прожить без задницы. Без нее, родимой, вас не только не пустят в элитный гей-клуб, но и в высшие эшелоны власти. Без правильной задницы российский политик – не политик! Когда время подставлять задницу, а когда время ею думать – знают немногие избранные. Любому (пусть и гениальному) натуралу никогда не понять этой стратегии выживания в современной России.

 

Задница – не только источник вдохновения для каждого ныне живущего на Земле, но и ум, честь и совесть нашей голубой эпохи! Это – золотой запас страны, самая свободно конвертируемая в мире валюта.

 

Задница – всему голова! Особенно, нонконформисту!

 

Эпилог.

 

Справедливый вопрос: «Где главный герой д,Арт-Татьян?» А он, как наиболее ушлый из гей-мушкетеров, в настоящее время замахнулся на самую важную и трогательную для нонконформистов проблему любви человека к братьям нашим меньшим, (до настоящего времени преступно замалчиваемую всеми предыдущими новаторами).

 

Почему бы ему или очередному Никонову на этом поприще не стереть в порошок Льва Николаевича Толстого и не написать продолжение «Самки» под названием, например, «Анна Каренина - кобыла Холстомера»?

 

Ведь должен же кто-то первым вывести из рокового забвения так необходимую русской беллетристике тему добродетельного скотоложства, (далее цитирую Яркевича) чтобы «дать новые чувственные обороты дряхлеющей машине русской культуры, подарить ей энергетику новой брутальной откровенности».

 

PS.

 

Daniel Pratt Mannix (1911-1997) – писатель и журналист, родившийся в США, штат Пенсильвания. Книга Мэнникса «Those about to Die» вдохновила Дэвида Франзони написать сценарий к фильму «Гладиатор» (режиссер Ридли Скотт) с Расселом Кроу в главной роли.

Дениел Пратт Мэнникс. «Идущие на смерть» (1994 г.) Москва, «Руссико». Стр.59: «Сексуальные сношения между женщинами и животными часто… сегодня демонстрируют на площади Пигаль в Париже».

 

Википедия: «Зоосексуальность легальна в нескольких либеральных странах, таких как Швеция и Дания. Россия, Германия и Бельгия имеют промежуточную позицию…».

 

Так что, господин Лесин, бросайте свою милашку. Есть куда более заманчивая фигура для турпоездки:

 

По Китаю, по Китаю

Я лошадь Пржевальского покатаю.

С ней проедусь по Пекину,

Ей в Пекине ...

 

Как говаривал знаменитый француз Альфред де Мюссе, умирая от сифилиса: «Изобретем же безумие, которое отравит нам тело и душу».