Волею обстоятельств я сначала попал на поэтический фестиваль «Антракт» в Херсон, затем победил в слэме, а потом там же сделал формальный вызов на будущий винницкий «ринг» одному автору. Об этом в своё время в нужных местах появится более подробная информация. Поездка до последнего момента была под вопросом (семья, работа, деньги), потому можно говорить о благоприятном стечении обстоятельств. Так получилось. Со слэмом наоборот – победив в нём уже дважды, в Запорожье и в Виннице, я вполне адекватно усвоил его тактику и стратегию и по крайней мере на выход в финал мог расчитывать. Что же касается вызова на «ринг», то этот ход имеет свои вполне логичные цели и задачи, но и об этом – в своё время. Казалось бы, налицо – естественный ход событий, закономерный в одних случаях, стихийный – в других, если бы не одно обстоятельство. О фестивале в Херсоне я узнал от Влада Клёна, который названивал мне из Запорожья до тех пор, пока я не сообщил ему, что таки еду. В финал слэма мы вышли вместе с Клёном (лимит времени позволял определить только двух финалистов). Наконец, секундантом моего визави на «ринге» в Виннице будет... кто бы вы думали? Правильно, Влад Клён.  

Случайностей не бывает. Собственно, я мог бы дискутировать на эту тему с доктором философии или с настоятелем буддийского монастыря, но не в интернетской статье. Здесь – просто констатация факта: на протяжении почти года я регулярно пересекаюсь с молодым запорожским поэтом, и эти пересечения носят системный многоуровневый характер с далекоидущими последствиями, суть которых многие ещё не только не уяснили, но даже не заметили. Я же абсолютно точно знаю: в недрах наших взаимоотношений вызревает мощное противостояние двух культурных традиций современной русскоязычной поэзии Украины. А теперь подробно.  

Я упомянул термин «традиция». Мне под сорок, я старше Влада на полпоколения, и, разумеется, ко мне это понятие вполне применимо. Однако традиция характерна своей преемственностью, и возраст здесь не играет почти никакой роли. Клён обладает высочайшим уровнем поэтической культуры, равно как и культуры как таковой, способен цитировать многих авторов, и стоит за этим не академическая начитанность, а умение осознавать и анализировать. Университетское образование и хороший вкус позволяют ему прекрасно ориентироваться в литературной среде, а симпатии и антипатии к творчеству того или иного автора он всегда может аргументированно объяснить. Да, собственных традиций ещё нет, но их нет у всего его поколения, что не мешает этому поколению начать их вырабатывать, но традиции как таковые – более чем существуют. А теперь попробуем определить, в чём они проявляются.

Через моё поколение мощным разломом прошёл развал Союза. К моменту прихода к власти Горбачёва мне – 16. Юношеский максимализм, первая любовь, окончание школы, приход во взрослую жизнь – возраст становления, во многом определюющий всю дальнейшую жизнь. А меня уже печатали производственные малотиражки. Впереди – поступление на филфак, литстудия, мечты о широком творческом пути... Противоречия системы, осознаваемые, но ещё не бьющие, могли завести меня к дисидентам. Не успели. Перестройка привела меня к неформалам. Дальше – уже сознательно – к контркультуре. Однако параллельно, благодаря родителям, были Есенин и Мандельштам, Вертинский и Утёсов. Творчество начало носить философскую наполненность. Увлёкся Востоком. Собственно, социальная философия и философия культуры в начале девяностых и стала основой мировоззрения. Поэзия превратилась в трибуну, Слово перестало восприниматься только как атрибут литературы. Отсутствие у иного поэта нравственной и гражданской позиции вызывает гораздо большее неприятие, чем просто дурной вкус. А так называемая «массовая культура» нет-нет, да и приводит к мысли о необходимости цензуры. Причём чтобы цензоры были с наганами.  

Середина девяностых, на мой взгляд, была катастрофичной для всего нашего государства. Анализ событий тех лет не по моей части, скажу лишь, что меньше всего в то время люди думали о культуре. Выжить бы. Выжили. Где-то потеплело, где-то стабилизировалось. Уже нет той массовой безработицы, которая толкала профессоров распродавать свои библиотеки, а учителей торговать на рынках. Банально или нет, но жизнь действительно налаживается. Спал политический ажиотаж, снизились темпы прироста инфляции... И здесь на сцену вышло поколение Влада Клёна.  

Первое, на что следует обратить внимание – это поколение знает цену высшему образованию, готово на него работать и берёт от него максимум, то есть получает не только диплом, но и реальные знания. (Следует оговориться, что мои родители также ценили высшее образование, бывшее действительно очень качественным, «выпало» именно моё поколение). Они – действительно специалисты в своих областях, так как прекрасно понимают, что время казённых «ставок» их родителей закончилось. Далее – интернет. Это новая форма общения, новая информационная среда, новая форма самовыражения, наконец. Мощный социокультурный пласт, достойный отдельного разговора. Наконец, их поколение практически незнакомо с идеологическим прессингом, способным сломить судьбу, превратить в изгоя, наконец, просто лишить жизни. Сюда же – отсутствие цензуры. (Ах, как в это место напрашиваются размышления о слэме как явлении!..) Однако в их сознании отголоском звучит ломка старой – советской – культуры, и у менее образованных это ассоциируется с ломкой традиционной культуры как таковой. И попадают под удар ритм, рифма, размер, и писать ямбом становится примитивно, и наличие мата превращается в норму... Безусловно, всё это не относится лично к Владу Клёну, но спросите у его пишущих ровесников, чем анапест отличается от амфибрахия и где в этих словах стоят ударения?

Попробуем подвести итоги. Моя культурная традиция упирается в традиционную технику стихосложения, его – в попытку сломать старые и утвердить новые формы стиха. Далее просто для краткости: я – он (подразумевая не нас лично, а типичных представителей культурной среды). Я – социальная катастрофа развала страны. Он – становление и развитие молодого государства. Я – постоянная поправка на внутреннюю цензуру. Он – максимальная раскрепощённость, граничащая с фолом. Я – двойной стандарт как наследие совдепа. Он – максимализм, вера в свою правоту, отсутствие социального страха. Я – подозрение к каким-бы то не было объединениям, боязнь сбиться на казёнщину. Он – стремление к сплочению «своих» и противостояние «чужим». Я – личное общение, кухни в коммуналках. Он – общение по интернету, виртуализация, межпространственность. Можно продолжать долго, но основные противопоставления я наметил. Ещё раз замечу, что всё сказанное относится не к нам лично, а к тем культурным средам, в которых мы состоим. Самым парадоксальным есть то, что моя жена – из поколения Клёна. И она тоже пишет. Вот, собственно, откуда я и знаю всю суть данного противостояния – испытал на собственной шкуре...

Повторю ещё раз: перечисленные мной противоречия относятся не к нам лично. Клён никогда не был в своём творчестве вульгарен, я никогда не был конформистом. Я начинаю «дружить» с интернетом, Клён по возможности выбирается на все доступные фестивали, храня принцип «гитара по кругу». Тем не менее противоречия есть. Влад энергичен, активен, готов работать до седьмого пота. Я же уже десять раз подумаю: а надо ли? Только ли возраст? Различно отношение к победам. Он хочет, потому что ему нужно. Впереди – вся жизнь. Я что-то уже успел получить, пусть получат другие. Неужели опять – только количественная удовлетворённость с моей стороны? Или мне вообще не важен результат? Чушь. Результат всем важен.
До последнего момента казалось, что противостояния вообще нет. Пока не наступил финал херсонского слэма.  
В самом деле – что нам делить? Два ярких состоявшихся поэта (а Клён уже более чем состоялся), с узнаваемой творческой индивидуальностью, с различной поэзией, принадлежащие к различным поколениям, при этом ценящие и уважающие творческий путь друг друга. И ещё одна важная особенность. Мы оба любим своего слушателя и зрителя. Не заигрываем, не пытаемся понравиться, не презираем в случае непризнания, а именно любим. Потому выход на сцену и для меня, и для Влада является и откровением, и работой одновременно. Мы работаем, чтобы кому-то стало хорошо. А если это работа, должно ли что-то быть взамен?

Тысячу раз могу ошибаться, но именно здесь и кроется, на мой взгляд, суть противостояния наших поколений, воплощением которых и стали мы с Владом. На нашем месте могли оказаться другие люди – результат был бы тот же. Не возникнуть же противостояние не могло в принципе – если есть соревнование, должен быть победитель.  

Мы с Клёном в слэмах всегда выходим в финал. Другое дело, что обычно финалистов трое, и противостояние слегка размывается. В Херсоне нас было двое – так получилось. Немаловажная деталь – поначалу на «Антракте» слэм не предполагался вовсе, и именно Клён убедил организаторов в его необходимости. Он же весьма активно агитировал учасников фестиваля – извините за тавтологию – поучаствовать в слэме. Причём самых сильных поэтов агитировал в первую очередь. Выстраивается логическая цепь. Клёну необходим дух соревнования. Клён хочет победить (он никогда этого не скрывал). Наконец, Клён хочет победить сильных, достойных, лучших.  
Поколению Клёна нужен результат. В сотый раз повторю, речь идёт не лично о нём и обо мне, мы лишь проекция обозначившихся тенденций, одно из проявлений которых в том, что моих ровесников на поэтических фестивалях намного меньше, чем его. И, смею надеяться, что в Херсоне Клёна огорчила не моя победа, а его поражение.  

К слову сказать, для меня победить Клёна – тоже не булочку скушать. По моим скромным предположениям лет через восемь – десять Влад станет одним из ведущих русскоязычных поэтов на Украине. Он талантлив, работоспособен и необычайно энергичен. Ещё один плюс – легкоранимый (извини, Влад, это правда), он быстро отходит и не носит в себе боли, обиды, разочарования. Иными словами, после любого поражения через время он вновь готов работать. И, работая такими темпами, как сейчас, он способен достичь очень многого. Как поэт, как человек, как личность.

Поколению Клёна нужна победа. Анализировать причины таких установок – не моя задача, важна суть. Мы ещё где-то можем закрыть глаза на недостигнутую цель, они – нет. Мы ещё можем где-то согласиться просто с участием, им же нужно победить. В лучшем случае, как с Клёном – победить чесно, открыто, победить сильных и достойных, победить трудом и упорством, мастерством и талантом. В худшем, как у многих других – победить в принципе, любой ценой, выталкивая из тонущей лодки любой лишний балласт – вещи, еду, людей...

Для поколения Клёна творчество в полной мере станет профессией. Заниматься изданием литературных альманахов они будут не в свободное от работы время, а в качестве основного вида деятельности. Слэмы наберут силу и превратятся в массовое явление. Существенно то, что молодые организаторы фестивалей почти не обращаются за помощью к госструктурам. Если мы плевались – дескать, государство не занимается культурой, то они уже воспримимают это как факт и ищут поддержки у всевозможных меценатов, спонсоров, а то и за счёт собственного кармана. И это минус нашего поколения. Мы всё ждали, пока кто-то что-нибудь нам даст, а они начали искать сами, потому и находят. Собственно, негатив многих моих ровесников, направленный на предприимчивую молодёжь, - дескать, выскочки, лезут куда ни попадя, хлубнули бы они нашего, - это обида за нереализацию собственных возможностей по своей же вине. И, опять же, ко мне лично это не относится.  
В Херсоне я хотел, чтобы победил Клён. Но – победил, а не получил победу. Я выложился, правда, просто хотел, чтобы он выложился ещё больше. Получилось иначе...  

Когда-нибудь на моей книжной полке появится первый сборник стихов Влада Клёна. Потом второй, третий. А когда их количество перевалит за второй десяток, моя дочь, показывая эти книги своим детям, скажет: «Когда я была маленькая, автор этих стихов впервые приходил к нам домой. Только я этого не помню – мне было чуть больше года...» А дети спросят: «А, это тот, к кому дедушка опять в Запорожье поехал?»  

Самое меньшее, что я могу пожелать Владу – это победить меня в очередном слэме. Самое большее – только при личной встрече. Мне жаль, что моё поколение растеряло желание побеждать. Я рад, что молодое поколение нацелено на победу. И я надеюсь, что цена этой победы будет далеко не любая.  
март 2008