Шест Кочевника
Дата: 24 Травня 2011 | Категорія: «Оповідання» | Перегляди: 1248 | Коментарів: 4
Автор_ка: Елена Амберова (Всі публікації)
Вильги медленно брел по пустыне, держась у самых скал, скрывающих в своих каменных недрах его дом. Пальцы его ног разрывали белесый песок, взбивая его вверх маленькими фонтанчиками песчаных брызг. Прикосновение гладких, отполированных временем крупинок лишь слегка обжигало загрубевшие ступни, в то время как жестокое солнце нещадно палило макушку, да непривычные к свету глаза щурились и слезились, оставляя соленую влагу на мокрых ресницах. Тонкие струйки пота чертили светлые дорожки на лице, открывая белизну непривычной к солнечным лучам кожи. Упрямые губы же непроизвольно шептали слова, неожиданно складывающиеся в стройные, легко запоминающиеся строки. А в памяти оживали стихи тщедушного Мериса.
Песни этого Посвященного не понимал никто. Только дряхлые старики, да его собратья по сану, что всегда зорко следили за тем, чтобы поэт не раскрывал тщательно хранимой ими тайны. Зря боятся, отгоняя мысленный поток рифм, подумал Вильги, - никто его и не слушает, кроме меня да стариков.
И все-таки жаль, что человек не может жить здесь, наверху, вновь окинув взглядом сливающуюся с небом пустыню, вернулся он к одолевавшим его мыслям. В пещерах всегда темно, повсюду торчат острые камни, абсолютно не бывает ветра, лишь сырость пронизывает тело привычным холодом, заставляя вздыхать о солнце да теплом песке.
Зато внизу есть вода. Немного, правда. Один, тщательно охраняемый источник, к которому каждый вечер, выстраиваясь в ряд хвостом ящерицы, стекаются немногочисленные подземные жители. Воду раздают Посвященные, эти недосягаемые правители, что строго следят, дабы один человек наполнял живительной влагой лишь одну кружку, не больше.
Темнокожие старики в рубищах шепчутся, порой, по углам, будто раньше воды было много, да и люди жили на земле, а не в пещерах. И воду, мол, не только пили, но в ней еще и мылись в огромных, никем не охраняемых источниках, полных чистой, прозрачной воды.
Сказки, которым веришь, когда тебе всего лишь семь, и ты еще не совершил ни одной вылазки наверх, и не знаешь, что кроме яркого солнца и песка там ничего больше нет. Никакой воды. Это Вильги знал точно. Мама недавно отсчитала двенадцатый год со дня его рождения, подарив ему новую халабею, переделанную из старого, древнего платья, он же отметил этот день первой, тайной вылазкой наверх.
Надо бы выпросить у мамы какую-нибудь повязку на голову, чтобы завязывать тюрбаном, как у Посвященных, подумал он, бросая, ищущий тени взгляд, на вздымающиеся по левую руку скалы. Сегодня он забрался чуть дальше, чем обычно и голова уже гудела от жара, духоты и изматывающей жажды.
Неожиданно, крутые, абсолютно голые склоны гор открыли взгляду Вильги широкую щель. Нырнув в тень между высокими, уходящими в небо скалами, он прислонился лбом к прохладному камню, ощущая, как жизнь возвращается в ослабевшее тело.
Горная гряда здесь извивалась резкой петлей, огибая небольшую расселину, чтобы, оставив лишь довольно узкий проход между скал, снова устремиться в даль бесконечной пустыни. Интересное место, подумал Вильги и решительно направился в незнакомое ущелье.
Скалы обступили мальчика со всех сторон. Солнце, будто зацепившись за острый утес, повисло как раз над той стороной гряды, что рисовала на песке обширную тень.
Окинув взглядом теневой склон, Вильги выбрал наугад место и побежал. Пот струился по грязному телу, ноги путались в длинной халабее, пятки увязали в песке, что задерживал движение, будто играя, не позволяя Вильги скрыться в спасительной тени. Все-таки, ему, жителю пещер, не так просто давались эти вылазки наверх. Под ослепительно ярким солнцем нестерпимо хотелось пить, а воды не было. Лишь вечером, когда он вернется домой, он получит из рук Посвященного свою ежедневную порцию - кружку упоительно вкусной, холодной воды.
Как только он достиг тени, отбрасываемой скалой, желтый диск укатился за нагромождение скал за спиной, и дышать стало легче. Легкий ветерок коснулся щеки и уже не казался таким горячим как прежде, да и знакомый запах сырости приятно дохнул домом. Оказавшись в тени скал, Вильги упал спиной на прохладный песок, раскинул в стороны руки и встретился с небом.
Только ради этих, насыщенных непонятной ему самому радостью мгновений, он терпел и жжение в слезящихся глазах, пока те, после полумрака пещер не привыкнут к слепящему свету, и изматывающую жару и иссушающую рот жажду.
- Здравствуй, Небо, - прошептал он, закрывая глаза, чтобы сохранить под дрожащими веками образ бездонного, чистого пространства в вышине.
Впервые он услышал про небо от старой Ильмы. Дряхлая старуха изредка открывала рот не только для того, чтобы засунуть в него добытую мальчишкой ящерицу, но и выронить из него несколько загадочных слов. Вильги был тогда совсем мал и никогда еще не слышал непонятных песнопений Мериса. Как-то раз, кряхтя и постанывая, старуха рассказала мальчику, что если выбраться наверх, то сразу увидишь небо.
- Оно всегда рядом и нет ему ни конца, ни края, но и рукой до него не дотянуться, потому как слишком далеко оно от земли, - прошамкала Ильма, не открывая глаз. - Лишь редкие крылатые создания летают в вышине его, потому как милостивый Териил подарил им крылья.
- А что такое крылья? - спросил Вильги. Широко распахнутые глаза мальчишки блеснули в полумраке, детское воображение же тщетно пыталось нарисовать себе незнакомый образ. – А может Терииил и мне подарить крылья?
Услышав лепет невинного ребенка старая Ильма лишь рассмеялась глухим смехом, обнажив в морщинистой улыбке беззубые десны. Плечи ее затряслись, лохмотья, покрывающие тщедушное тело, зашевелились, и старуха вдруг стала похожа на облезлую, бьющуюся в предсмертных конвульсиях крысу, которых Вильги на своем веку повидал немало.
- Ты живешь под землей и никогда не увидишь неба, - перестав, наконец, трястись, прошамкала Ильма, - Пещеры наши узки, своды их низки, зачем тебе крылья? Они будут тебе только мешать.
- А я выберусь из пещер, увижу Небо и полечу к нему, - не сдавался Вильги.
- Даже если ты научишься летать, ты сгоришь под солнцем, глупыш. Человек не может жить в небе. Ноги его должны ступать по земле, беззащитное тело прятаться в пещерах, мысли и руки быть заняты поиском пищи, а душа быть отдана Териилу, чтобы тот наполнял наш священный источник водой, без которой мы все умрем.
- А где живет Териил? И где он берет воду? - не отставал от старухи любопытный мальчишка.
- Живет он на небе, а где берет воду - то только Териилу и ведомо, славься имя его вечно, - пробормотала старуха, закрывая морщинистые веки и показывая тем самым, что собирается спать.
В пещерах никогда не бывает настоящей тишины. Ночью, когда все, кроме дежурных Посвященных засыпают, пещеры оживают, начиная жить своей дикой, неподвластной человеческому существу жизнью.
Рыжеватые, тощие крысы выбираются наружу, будто зная, что до утра им ничего не грозит. Огромные, серые пауки пробираются к своим паутинам, шурша в темноте мохнатыми лапами. Бесцветные ящерицы царапают коготками камни, пробегая юркой тенью по стене, чтобы раствориться в очередной щели. Медленно осыпаются, подтачиваемые разросшимся лишайником своды и где-то вдалеке капли вкусной воды, падая из расщелины над каменной чашей, с тихим плеском наполняют священный сосуд.
Здесь же наверху, среди барханов, песка, скал и огромного неба над головой простирался совершенно другой мир. Когда Вильги впервые, щуря глаза от непривычно яркого света, выбрался наружу, его буквально оглушила незнакомая, звенящая едва ощутимым, ровным звуком тишина. Она обрушилась на него сразу, поглотила в себе беспорядочный хор никогда прежде не замолкавших мыслей и завладела его сознанием, покорив.
С тех пор мягкий, белесый песок, бескрайнее небо и наполненная звоном тишина стали для Вильги также необходимы, как и ежедневная кружка воды. Ему было хорошо здесь, наверху, одному между необъятным небом и землей, обласканному поющей тишиной.
Насытившись, наконец, прохладой и синевой неба, Вильги приподнялся на локтях и осмотрелся вокруг. Буквально в нескольких метрах от себя, он заметил выступающий из скалы карниз. Этот естественный козырек вырывался из горной гряды вперед, точно стремясь оторваться от образующей его породы. Довольно низко расположенный, приблизительно в половину роста Вильги, он скрывал в тени, приютившийся под его защитой грот. Очень удобная ниша для того, кто ищет настоящей прохлады.
Быстро вскочив на ноги, Вильги подбежал к заинтересовавшему его месту, встал на четвереньки и нырнул внутрь пещеры, радуясь теперь уже возвращению в привычный для глаз полумрак.
Когда светлые блики, пляшущие перед глазами, исчезли, мальчик внимательно огляделся вокруг. Небольшой, темный грот заканчивался как будто глухой стеной, но в пространстве явно чувствовалось движение воздуха, приносящее знакомый с раннего детства запах сырости, грязных человеческих тел и протухшего крысиного мяса.
Не вставая с колен - свод грота и так задевал волосы на макушке - Вильги подобрался к задней, покрытой бурым, шершавым лишайником стене. Он протянул к камням ладошку и водил ею, едва касаясь пальцами неровной поверхности, пока струя прохладного воздуха не вонзилась в нее покалывающим холодком.
Щель оказалась узкой, но камни, уже давно подтачиваемые лишайником, держались плохо и легко поддались, когда Вильги раскачал сначала один, а затем другой, чтобы расширить найденный им лаз. Ухватившись руками за неровные, прохладные края, он просунул в лаз голову, собираясь забраться внутрь полностью, как вдруг, новые, нарушившие тишину звуки, заставили его остановиться. Замерев на месте, мальчишка прислушался. Откуда-то снизу доносились приглушенные расстоянием, хорошо знакомые голоса.
- Ты безумец, Мерис, оставь свои поиски. Ты не найдешь его, он давно погребен под слоем песка. Не трать понапрасну силы, - проговорил Верховный Посвященный, и пальцы его, не рассчитав силу, крепко стиснули деревянную бусину древних четок. Старое дерево не выдержало, бусина треснула и, разломилась, расщепившись на мелкие кусочки. Нервным, властным движением Арий отшвырнул в сторону уже негодные четки и, те, ударившись о стену, упали на каменный пол, затерявшись в глубокой расщелине.
Даже сквозь золотую парчу, некогда искусно расшитой, а теперь изрядно потертой халабеи Верховного Посвященного, проступали крепкие мышцы все еще сильного тела здорового, не подвластного ни времени, ни невзгодам человека. Не менее изношенный, чем халабея, в тон ей парчовый тюрбан, вздымался над высоким лбом Ария и изумруд, размером с орех - знак высшего власти над подземным народом, одаривал освещенную тусклыми светильниками пещеру редкими бликами.
- Но нужно же верить, отец! Хоть во что-нибудь! - темные, блестящие глаза Мериса горели лихорадочным огнем.
Впрочем, этот огонь с раннего детства сжигал душу сына и не впервые взгляд Ария с сочувствием останавливался на тонких чертах уже не молодого, хрупкого, но удивительно сильного в своей вере Мериса. Скользнув по лицу сына, взгляд Ария переместился ниже, к выступающим ключицам и впалой груди, будто оценивая тщедушное тело, скрытое под древней, рубинового цвета халабеей Посвященного. Последовав дальше, взор проницательных глаз зацепился за тонкие запястья и Арий едва заметно скривился, не сдержав мелькнувшей презрительной гримасы. Губы его дрогнули и взгляд глубоких, не покорившихся времени глаз тут же сместился в сторону, охватывая узкое пространство священной пещеры. Мимоходом отметив, что огонек в правом светильнике едва тлеет и нужно бы кликнуть младшего служку, чтобы заменить нефтяной фитиль, Арий снова повернулся к сыну.
- Зачем верить? - спросил он, возвращаясь мыслями к прерванной на миг беседе.
- Хотя бы затем чтобы жить! - воскликнул Мерис, принимаясь мерить шагами узкий проход между входом в пещеру и гранитной чашей, в которую медленно стекала по каменной, неровной стене вода.
- Ты и так живешь, с верой или без нее.
- С верой. Без нее, я бы разбил себе голову о камни.
- О, Териил, зачем ты одарил моего сына даром поэта?! - подняв глаза к далекому своду пещеры, проговорил Арий. - Сын мой, ты как всегда излишне трагичен. Забудь о земле, там уже давно нет места для проклятого Териилом народа.
- Невозможно забыть счастье, - тихо ответил Мерис. Веки его опустились, и густые ресницы углубили нарисованные временем тени.
- Наши дети не ведают, что можно жить иначе, чем живут они. Именно поэтому они счастливы, - голосу Ария вернулась обычная бесстрастность Верховного Посвященного.
- Да, да…. В неведении - счастье, знание приносит лишь разочарования…. - Мерис продолжал метаться от естественного проема в горной породе, образующего вход в пещеру, к чаше. Широкие полы халабеи развевались за его спиной, создавая ветер и заставляя дрожать тусклые огоньки в чадящих светильниках. Мозг же поэта точила одна единственная, довлеющая над всеми другими, мысль.
- Ты не можешь изменить мир, в котором живешь. Ты обязан смириться, - продолжал наставлять сына Верховный Посвященный.
- А если могу?! - тот вскинул взгляд на отца и Арий увидел в нем вызов, бросаемый его сыном судьбе.
- Не смеши меня, Мерис. Ты - человек, тем более поэт. И не тебе менять мир, подвластный лишь Териилу, славься имя его вечно.
- Ты тоже человек, отец! Уж не думаешь ли ты, что тебе ведомы пути, уготованные людям Териилом? Мы ведь даже не пытались что-то изменить. Мы безропотно смирились с несчастьем. Утратив оазис, мы спрятались в пещерах, не пробуя найти новое прибежище, но на земле, а не под ней - в грязи и темноте, словно бессловесные твари. Мы даже не знаем, выжил ли кто-нибудь еще, кроме нас!
- Никто не мог выжить, Мерис! - терпение Ария истощилось, он не смог более сдерживать давно нараставший в груди гнев. - Только горы защитили от бури тех, кто пошел с нами! Наш оазис был единственным в этой части пустыни, а она беспощадна к тем, у кого нет воды. У нас не осталось ничего, ни жилья, ни еды, ни одежды. Мы вынуждены были обосноваться в пещерах, укрывших нас от бури и палящего солнца и подаривших нам воду. Тебе ли не знать этого?!
- Да, но зачем было забывать?! Зачем мы скрываем наше прошлое от детей?!
- Чтобы они не страдали!
- Мы могли бы откопать город от песка, возродить оазис!
- Но мы не знаем, где он! После той бури пустыня изменилась до неузнаваемости. Как понять где погребен Алиантрос?! Все, Мерис, хватит об этом! Забудь прошлое. Териил проклял наш народ за грехи, отобрав оазис и оставив нам лишь пещеры.
- Это ложь! Териил добр и милостив, иначе он лишил бы нас и пещер, оставив умирать в мертвой пустыне!
Брови поэта нахмурились, он перестал понимать отца, Верховного Посвященного, воспитавшего его в безграничной любви к Богу.
- Мерис, мальчик мой, ты - поэт. Под силу ли поэту справиться с тем, с чем не справились сильные мужи? Вспомни, как долго ты болел после бури, не в силах есть то, чем кормила тебя мать - крысами, да ящерицами с лишайником вместо жареной баранины с отварным рисом, да запеченных в сахаре бананов. Ты ведь так и не научился убивать. Благо, судьбой тебе было уготовано стать Посвященным, и за тебя убивают другие. Ты не знаешь, какие опасности таит в себе пустыня, тело твое слабо и не сможет защитить себя в нужде.
- Вера в милость Териила защитит меня от любой угрозы! Он оградит певца своей славы от любой опасности.
- Возможно, возможно…. Кто знает путь, уготованный тебе волей Всемогущего?
- Вот видишь! Наконец душа твоя открылась мудрости Териила! Я не сдамся, не сдамся! Я найду Алиантрос. Где-то там, среди песков лежит прекрасный некогда город. Там бьют подземные ключи, и корни погибших деревьев, должно быть, до сих пор хранят в себе жизнь, чтобы, дождавшись своего часа дать новые ростки.
- Поступай, как знаешь, Мерис. Все поэты безумцы, и ты не исключение. Как знать, может, действительно, только поэту по силам совершить невозможное? - тихо проговорил Арий. - Однако же, не проси у меня лишнюю порцию воды для твоих наземных поисков. У нас и так ее слишком мало, - добавил он и, встретившись взглядом с появившимся в этот момент вторым дежурным Посвященным, быстро покинул священную пещеру.
Уже давно смолкли внизу голоса могущественного отца и безумного сына, осмелившегося мечтать о недостижимом. Погрузившиеся каждый в свои думы дежурные Посвященные, молчали, неся службу у источника в почтительной тишине, а Вильги, застыв у дыры в покрытой бурым лишайником стене темного грота, так и не двинулся с места. В широко раскрытых глазах, открывшего мир прошлого мальчишки, соперничали изумление с разочарованием, боль с радостью открытия и надежда с отчаяньем безнадежности. Губы приоткрылись, но уже мгновенье спустя, сжались в твердую, упрямую складку. Столько загадок, непонятных слов и, самое главное - весть о погребенном в песке оазисе, обрушились в одночасье на такой доселе неприхотливый внутренний мир Вильги…. Значит, не сказка, - думал он, - люди не всегда жили в пещерах…. И когда-то давно их глаза видели небо каждый день….
Нахмурив брови, он бросил последний взгляд на найденный им лаз и выбрался из грота. Утопая пятками в вязком песке, Вильги подхватил руками подол длинной халабеи и побежал к выходу из ущелья. Мысли его кружились, носились в голове неукротимым смерчем, и откуда-то изнутри поднимался пока неясный образ никогда не виданного города и сказочный бубен Териила выстукивал в замирающей душе одно лишь слово - Алиантрос.
***
Глубокие отпечатки босых ног Мериса указывали Вильги путь. Сам он никогда бы не решился зайти так далеко в пустыню, но впереди шел Посвященный и легкий ветерок, скользящий над землей, еще нескоро заметет песком, оставленные человеком следы.
Солнце, как всегда нещадно палило, и Вильги еще крепче сжал в руке медную кружку с самодельной, плотно прилегающей к краям, крышкой. Старая, помятая временем кружка, досталась ему от деда, и мальчишка уже не раз благодарил и деда и Териила за этот бесценный дар.
На следующий день после подслушанного в гроте разговора, Вильги вернулся к лазу, и проник внутрь. Узкий, темный, но к счастью, короткий тоннель привел его прямо к источнику. Вода сочилась из щели высокого свода, стекая в каменную чашу внизу. Мальчишке нужно было лишь протянуть руку, с зажатой в ней кружкой, чтобы получить дополнительную порцию воды. Двое Посвященных всегда находились подле источника, охраняя чашу. Они следили за тем, чтобы никто из подземных жителей не приближался к источнику в неурочное время и не истощал священный сосуд. Глаза их были устремлены к входу в едва освещенную двумя светильниками пещеру, и никогда не поднимались к ее теряющемуся в темноте своду, чтобы заметить мелькнувшую в вышине детскую, но сильную руку, сжимающую в ладошке медный сосуд.
Солнце изменило свой цвет и скатилось вниз, когда Вильги, обогнув очередной бархан, увидел Мериса. Тот безвольно лежал у подножья песчаной горы, будто брошенная в кучу груда цветного тряпья. Что-то было не так. Быстро, уже не прячась, мальчишка подбежал к Посвященному. Мелкие капли пота покрывали изрезанный морщинами лоб, умиротворенные, тонкие черты лица были неподвижны, густые ресницы закрытых глаз углубляли синие тени под ними.
Затаив дыхание, Вильги замер возле распластанного на песке человека и настороженно прислушался. Точно мышонок, что впервые выбрался из норы и с удивлением осознал, как огромен его мир, он напряженно всматривался в отрешенное лицо поэта. Губы мальчика приоткрылись, взгляд перепуганных глаз шарил по застывшему маской лицу взрослого. Страх, придавленный прежде уверенностью в силах идущего впереди, умудренного жизнью человека, будто сбросив с себя каменную плиту, рвался наружу. Ощутимой, ледяной волной он поднимался из живота к горлу, готовый вылиться из нутра судорожным криком. Мерис не может умереть! Он не должен был этого делать! Только он может найти потерянный город и…. только он знает, как вернуться назад….
Пламенный диск солнца неумолимо катился вниз, а ставший вдруг холодным ветер принес новый звук. Далекий вой взорвал пустынную тишину, обрушив на Вильги новый страх и новое знание - человек не единственный, кто может жить на земле.
В тот же миг, подстегиваемый ужасом хаос в мыслях мальчишки, исчез, будто песчинки, сметенные горячим порывом ветра с теплой ладошки. Вильги остался один на один с огромным, незнакомым, опасным миром и он должен был выжить.
Быстро, но очень аккуратно, повзрослевший в одночасье мальчишка, откинул крышку уже полупустой кружки. В течение всего дня, он неоднократно прикладывался губами к теплым, медным краям и пил маленькими глоточкам нагретую солнцем, невкусную воду.
Бережно поднеся кружку к безучастному лицу Мериса, он приоткрыл пальцами его опухшие губы и влил несколько капель в рот. Закусив губу, Вильги молча смотрел на безмолвного человека и ждал.
Но вот, прикрывавший шею, выпроставшийся конец тюрбана Посвященного, едва заметно шевельнулся - человек глотнул. Быстро и точно Вильги снова наполнил рот Мериса теплой влагой из кружки. Ресницы поэта дрогнули и спустя мгновенье на мальчика смотрели непонимающие глаза очнувшегося от забытья человека.
- Ты кто? - нарушил звенящую тишину слабый голос.
- Я - Вильги.
- Что ты здесь делаешь?
- Иду по вашему следу.
- Зачем?
- Я тоже хочу найти Алиантрос. Я хочу пить воду из огромных источников и видеть Небо и солнце каждый день.
- Откуда ты знаешь про Алиантрос?
- Я подслушал ваш разговор с Верховным Посвященным.
Взгляд Мериса утратил, наконец, мутность и острым буравчиком впился в глаза мальчишки. Но ослабленный обмороком мозг, отказывался искать ответ на вопрос о том, где и когда этот ребенок, одетый в терракотового цвета халабею, выведал охраняемую Посвященными тайну.
Далекий, протяжный вой снова ворвался в безмолвие вечерней пустыни. Солнечный диск исчез за едва виднеющейся в дымке горной грядой. Лишь небо над головой горело яркими, пламенными бликами, напоминая Мерису о том, что сегодня он уже не увидит домашний очаг.
- О, Териил, уже почти ночь! - медленно поднимаясь с земли, пробормотал он. Оглядевшись вокруг, Посвященный осознал вдруг, как далеко он зашел сегодня. До темноты им не вернуться, придется ночевать прямо в пустыне. Голод придется утолить сырыми ящерицами - мальчишка наверняка искусный ловец. Но что это за вой? Уже много, очень много лет я не слышал этих звуков, думал он. Кто же так воет? Мысли Мериса еще путались, слабые ноги дрожали, отказываясь повиноваться. Задумавшись, он теребил пальцами лоб, бессознательно рисуя круги меж бровей….
- Это шакалы! - наконец выкрикнул он.
От возгласа Посвященного испуганный, терпеливо дожидавшийся решения взрослого мальчик, вздрогнул.
- Что такое шакалы? - спросил он, внутренне сжавшись, готовый к новому и страшному знанию.
- Шакалы это звери, малыш! Понимаешь, звери! - нотки радости, отчетливо прозвеневшие в голосе Мериса, снова внесли беспорядок в мысли Вильги. Он знал только тех зверей, что на протяжении двенадцати лет утоляли его голод. Но все они были маленькими и не страшными - крысы, ящерицы, пауки, и никто из них никогда не издавал таких неприятных, пронизывающих все тело ужасом, звуков.
- Значит, их можно есть?
- Есть? - встрепенулся, снова погрузившийся в задумчивость, Мерис. - Ну…., в общем-то, наверное, можно…. Но, видишь ли, эти звери опасны для человека. Живут они стаями и редко бывают одни. Так что, вряд ли нам доведется встретить шакала-одиночку, хотя и одного - более, чем достаточно. Я не смогу защитить нас. Я не воин, я - поэт, - вздрогнув, добавил он.
- Так чему вы радуетесь?! - не сдержавшись, крикнул Вильги. Натянутые до предела нервы заставляли дрожать его тело. Он не понимал этого взрослого, который знал так много и говорил так мало и так непонятно.
- Радуюсь, потому что я уже много лет не слышал воя шакалов! - вдруг нервно рассмеялся Мерис, чем окончательно внес смятение в душу ребенка.
- Вы сошли с ума, - медленно, горько пробормотал Вильги, - солнце и жажда спалили ваш ум и вы сошли с ума….
- Да, наверное, ты прав, мальчик, - совладав, наконец, с непостижимым для ребенка приступом веселья, пробормотал Посвященный. - Я сошел с ума…. Но, боюсь, у нас нет иного пути…. Да, да, иного пути нет. Териил милостив, он добр, он защитит нас. Он отведет шакалов, да, да, он непременно отведет их с нашего пути, - бормотал он себе под нос. - Но эти твари всегда селятся неподалеку от людей….. А это значит, что впереди оазис! - повернувшись к мальчику, прошептал Мерис, и глаза его сверкнули радостным блеском в накрывшей пустыню темноте.
Ночью идти стало легче. Привычные к тьме глаза различали даже юрких ящерок, на свою беду выныривающих порой из-под ног людей, чтобы тут же оказаться пойманными ловкой детской рукой. Нестерпимая дневная жара сменилась холодом, и Мерис поделился с мальчишкой частью своего одеяния, превратившегося за годы носки в грязное тряпье. Шакалы по-прежнему выли где-то вдали, но мужчина и ребенок упорно шли на их зов. Мерис надеялся лишь на милость Териила и на то, что они найдут оазис раньше, чем живущих рядом с ним хищников. Потому как встреча с шакалами сулила ему и ребенку неминуемую смерть, но именно эти, селящиеся неподалеку от человеческого жилья звери, указывали ему путь.
Вильги же открыл для себя звезды. Утолив голод ящерицами, он поднял глаза к небу и вскрикнул. Небо, его любимое Небо, став темным, засверкало множеством огоньков.
- Это звезды, - заметив изумление ребенка, пояснил Посвященный, - правда, красиво?
Вильги молчал. Он вбирал глазами свет далеких светил, пряча его в своей душе. Там, где он всегда прятал Небо, и где зарождались уже, навеянные красотой звезд, строчки.
Они продолжали идти, молча, бездумно, доверившись воле Териила, когда первый сгусток тьмы, сверкнув во мраке парой желтых огоньков, мелькнул на их пути. Вскоре пустыня ожила. Шакалы, держась пока в нерешительности в стороне, скользили в темноте, бесшумно преследуя двух безумцев. Хищники двигались тихо, не нападая до тех пор, пока не соберется вся стая.
И все-таки я сумасшедший, - подумал Мерис, осознав, наконец, что шакалы их нашли. Скоро, дождавшись невидимого сигнала вожака, стая нападет. Укрыться негде, вокруг по-прежнему голая пустыня, впереди - близкая вершина бархана и неизвестно, что за ней. Бежать? Но куда? Драться? Чем? У меня нет даже палки, чтобы хотя бы попытаться отбиться от озверевших тварей! У меня нет ничего! Только вера в то, что где-то, совсем близко живет своей жизнью оазис. Там растут пальмы и цветы, у колодцев звучат мелодичные голоса красивых, чистых женщин и мужчины собираются вечерами у кальянов задумчиво помолчать в тишине.
- О, Териил, Териил, - воззвал он мысленно к богу, - зачем ты наполнил мое сердце верой и не наделил меня силой воплотить ее в жизнь!
Мерис почувствовал грядущее нападение спиной, за несколько мгновений до того, как стая оголтелых тварей ринулась в атаку. Толкнув мальчишку в спину, он закричал.
- Беги вперед! Кричи так сильно, как только сможешь! Если оазис рядом, тебя спасут! Беги, не останавливайся и кричи!
Переполненный страхом, Вильги рванул вперед, лишь пятки на миг мелькнули в тут же поглотившей мальчишку темноте. Избавившись от ребенка, Мерис повернулся лицом к стае, ринувшейся на него рычащей толпой. Смерть неслась на него с оглушительной скоростью, сверкая в темноте оскалами зубов и светящимися глазами, чтобы разодрать его на куски и насладиться собственной песней. Ну, вот и все, - мелькнула в сознании мысль, а подкашивающиеся от страха ноги непроизвольно сделали шаг назад. Отступив, Мерис споткнулся обо что-то твердое и упал. Рука тут же нащупала деревянный шест, пальцы с неожиданным в этот момент наслаждением, распознали искусную резьбу.
Вдруг, будто невидимый бубен Териила звякнул у него в сознании, изменив реальность и замедлив бег времени. Секунды растянулись в бесконечные нити, парящие в прыжке тела хищников превратились в медленно скользящие, словно неспешные облака в безветренный день, тени. Руки же Мериса крепко сжимали выдернутый из песка шест. Мирный посох, должно быть, потерянный в давние времена одиноким странником. Шест кочевника, подаренный Териилом….
Невиданная сила наполнила слабое, хилое тело поэта. Мышцы налились никогда прежде не испытываемой мощью, а скорость мысли неимоверно опережала время. И вот уже кружится смерчем шест, танцуя в руках человека, вступившего в схватку со смертью. Кровь вскипает в жилах воина, свистит рассекаемый шестом воздух и смерть готова принять в свои объятия неразумных тварей…
Но вдруг, будто наполнившись Божественной Силой, шест в руках поэта засветился. Голубоватое сияние осветило ночь, остановив набросившуюся на человека стаю. Кто-то заскулил, поджав хвост, кто-то продолжал рычать и скалить зубы, но невиданная сила заставляла шакалов держаться в стороне, не приближаясь к танцующему в руках поэта, светящемуся шесту.
Удивленный чудом, Мерис продолжал вращать в руках чудотворный посох. Наполненный силой, он отступал назад, прославляя милость Териила.
- Мерис, сюда! Скорее сюда! - ворвался в безумствующее сознание голос мальчишки.
В пылу первой в своей жизни схватки поэт даже не заметил, что Вильги давно уже перестал орать. Зов ребенка на миг вытащил его из волшебной реальности в настоящий мир, где время текло привычной, быстрой рекой.
Шакалы рычали, скалили зубы, но не приближались. Самые храбрые, завороженные чудом, продолжали преследование. Они держались на расстоянии, примерно в полуметре от танцующего в руках человека шеста. Большая же часть стаи предпочла прекратить преследование, поскуливая и рыча в поглотившей их темноте ночи. Мерис отступал, с облегчением осознавая, что чудотворный, светящийся во тьме шест, отпугивает хищников, будто оберегая от неминуемой смерти.
- Сюда, скорее сюда, - голос мальчишки звучал уже близко, - я нашел убежище! Я провалился ногой в какую-то дыру. Она широкая и какая-то странная, но мы можем укрыться здесь.
Продолжая отступать спиной, Мерис несколько раз быстро оглянулся в поисках маленького силуэта ребенка. Но вот глаза его различили невысокую фигурку на фоне звездного неба. Вильги стоял на вершине бархана и размахивал руками.
- Что за дыра, Вильги?! - крикнул, не оборачиваясь Мерис.
- Я не знаю, но она какая-то необычная.
- Чем необычная?!
- Не знаю. Будто кем-то сделанная.
- Ты заглядывал внутрь?! Что там?!
- Похоже, что пещера. Только странная, - последняя фраза прозвучала совсем близко.
Пятясь спиной, вращая шестом перед мордой последнего, все еще преследующего его шакала, Мерис приблизился к Вильги. Оглянувшись, он заметил темный провал в песке. Волны песчинок скользили вниз, в обнаруженную ребенком дыру.
- Загляни внутрь и крикни, - коротко, властно приказал Мерис.
Шакал же рычал и продолжал наступать. Шерсть топорщилась на загривке, из оскаленной пасти сочилась слюна, а полные ненависти глаза сулили смерть.
Мальчишка за спиной быстро опустился на колени и выполнил приказ. Крик его мгновенно вернулся звонким эхом, вместо того, чтобы потонуть в необозримой глубине.
- Прыгай вниз, быстро, - отчеканил Мерис, рассекая воздух перед пастью настойчивого, захлебывающегося слюной преследователя.
Услышав шуршание песка позади и глухой звук, свидетельствующий о том, что мальчишка уже приземлился на дно ямы, Мерис воззвал мысленно к Богу: «Териил, огради меня от греха убийства! Останови неразумное животное!». Продолжая вращать перед собой светящийся шест перед наступающим все ближе и ближе шакалом, он уже готов был сделать рывок вперед и вложить в это последнее усилие всю имеющуюся у него силу. Но Бог услышал его.
Вдруг остановившись, шакал перестал скалить зубы. Злобный рык оборвался на полу - ноте. Будто источаемая посохом Божественная Сила, наконец, коснулась и его неразумного чела. Будто задумавшись, он постоял еще немного, провожая человека и сияющий в его руках посох долгим, необъяснимо тоскливым взглядом. Потом развернулся и потрусил назад, к оставшейся во тьме стае.
Освободившийся от преследователя Мерис быстро оглянулся в поисках дыры, в которой исчез мальчишка. Пылающие решительностью глаза снова различили провал в песке. Шест же, будто исполнив свою Божественную миссию, перестал светиться, снова превратившись в лишь украшенный искусной резьбой посох.
- Ты как там? - крикнул он вниз.
- Тут неглубоко, прыгайте! - отозвался мальчишка.
- Лови посох! Только осторожно! Это дар Божий!
Сбросив вниз, так неожиданно и так вовремя подаренный Териилом посох, Мерис удостоверился, что Вильги поймал его, и, опустив в дыру ноги, соскользнул вниз.
Босые пятки погрузились в кучу песка, что все еще сыпался сквозь круглое отверстие в вышине. Подняв глаза кверху, Мерис понял, что именно нашел Вильги.
Правильный круг в мозаичном потолке, далекие огоньки звезд на темно синем фоне - окно в куполе храма, сквозь которое уже много лет не возносил свои молитвы к Териилу Верховный Посвященный.
- Что это, Мерис? - спросил мальчишка, с удивлением озираясь вокруг. В руках он сжимал переданный Мерисом посох, глаза же его поглощали окружающую его красоту. Многоцветные узоры, покрывали стены и пол, красиво поблескивая в полумраке найденного им укрытия. И, конечно же, мальчишка никогда прежде не слышал слова «мозаика».
- Это? - переспросил Мерис, и, набрав в легкие воздух, закрыл глаза, чтобы навеки сохранить в душе миг, которому не суждено повториться вновь. - Это Алиантрос, мальчик. Ты все-таки его нашел….
***
- Тебе показалось, Аиль. Все наши дети спят уже давно. Откуда здесь взяться ребенку.
Оазис исчез за барханом, копыта сонных лошадей бесшумно проваливались в глубокий песок, и ночь забиралась под рукава пронизывающим до костей холодом.
- Нет, Мирт, не показалось. Я слышал крик ребенка. Да и шакалы выли всю ночь, а потом возню устроили.
- Так может, овца какая затерялась, они ее и выследили. Она, небось, и орала, а тебе крик ребенка почудился.
- Да, ничего мне не почудилось. Кричал ребенок, потом мужчина. Где-то здесь люди, и я найду их, - уверенно проговорил Аиль и пришпорил коня.
- Вот безумец, - проворчал старый Мирт, не отставая, тем не менее, от своего молодого товарища. - Откуда в пустыне взяться ребенку и мужчине. На сто дней пути вокруг никакого другого оазиса. Это, наверно, призраки кричали, - вдруг осенило его. - Старый Алиантрос ведь все еще где-то под песком! И когда мы уже найдем его и отроем? - тихо добавил он.
- Пока я не удостоверюсь, что здесь нет никакого ребенка, я не уйду! - крикнул Аиль.
- Слышите?! - прошептал Вильги, блеснув в темноте изумленными глазами. - Вы слышите?! Там наверху люди! Значит, оазис близко!
Глаза Мериса по-прежнему были закрыты. Поднимающийся откуда-то от основания башни гул явился первым вестником надвигающейся беды. И вот стены дрогнули, мозаичный пол начал мелко дрожать, и грохот обрушивающихся где-то внизу перекрытий поглотил в себе перепуганный крик мальчишки. Мерис же даже не открыл глаза.
Он так долго мечтал о нем, вспоминая залитые солнцем, узкие улочки, поющие фонтаны, пронзающий небо серебряным куполом храм Териила, цветущие сады и сладкий запах роз, взращенных терпеливой материнской рукой. О, Алиантрос, - думал он, - потерянный город счастливого детства, я нашел тебя, чтобы вновь потерять, но уже навсегда….
Гул нарастал, пол под ногами продолжал блуждать. И вот уже пробежали трещины в разноцветном узоре, и первые, поблескивающие собственным светом, плиточки искусной цветной мозаики, звонко посыпались на пол, раскалываясь на мелкие осколки.
- Все рушится! - кричал мальчишка. - Нам нужно выбираться наружу!
Мерис его не слышал. Мысли его блуждали в необозримой вышине, тщетно пытаясь примириться с болью потери. Смириться с неизбежностью, осознав, что сейчас он утратит то, что так долго хранил в своем сердце.
- Мерис! Вы слышите меня?! - кричал Вильги, - мы должны выбраться наружу!
Настойчивые призывы ребенка, наконец, выдернули Посвященного из мира его грез, заставив оглядеться вокруг. Верхний зал храма Териила, расположенный в серебряном куполе, где когда-то давным-давно, каждую ночь открывал свое сердце Богу Верховный Посвященный, как и должно, был абсолютно пуст.
- Мне жаль, Вильги, - пробормотал Мерис, - но, выйти отсюда, как оказалось, гораздо труднее, чем попасть внутрь.
- Мы погибнем? - голос мальчишки дрожал. Вильги озирался по сторонам, пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, что помогло бы им выбраться наверх из ставшего ловушкой, разрушающегося города.
Мерис же опустил низко голову, будто смирившись с волей так любимого им Бога. Но уже в следующий миг, глаза его вспыхнули, он устремил взор к звездам в вышине, и закричал:
- Терриил! Ты наделил меня даром поэта, даровал свой волшебный посох, дал силы мне противостоять злу и уберег мои руки от крови! Ты подарил этому ребенку мечту и помог ему отыскать затерянный город! Все это сделал Ты! И все это только для того, чтобы погубить нас и разрушить найденный город?! В цветущем, благоухающем цветке был Ты! В переливающейся глади воды поющего фонтана - Ты! В полете птиц в голубой вышине неба - Ты! В дарованном тобой, сияющем Божественным Светом посохе - Ты! А где ты теперь? Где?!
Ослепительная вспышка молнии мелькнула ярким пламенем в усыпанном звездами небосводе и, ударила в покрытый мозаикой пол. Невиданный силы гром расколол небо, а мирный посох вновь засветился в темноте голубоватым сиянием.
Тотчас же гнев, обида и боль, расколовшие сердце Мериса, исчезли. И вновь наполнившись любовью до краев, словно прекрасная, прочная чаша, сердце поэта затрепетало, выстукивая, казалось, только два слова: « Я здесь».
Вздрагивавшие стены и пол храма тут же замерли в неподвижности, землетрясение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Изысканные, разноцветные узоры, лишь слегка поврежденные пробежавшими по ним редкими трещинами, как и прежде, мерцали в полумраке эмалированным блеском. Потеки пота на щеках поэта, будто смытые божественной рукой, растворились и исчезли. Возмужавшее тело его излучало силу, в глазах же его засверкали бесчисленные звезды.
- Мерис, - настороженно прислушиваясь к новому шуму, но уже доносящемуся снаружи, а не снизу, позвал Вильги. – А это правда, что если бы Териил подарил мне крылья, я сгорел бы под солнцем?
- Нет, малыш, - блеснув улыбкой, ответил поэт, - мы ведь с тобой живы.
Первые лучи восходящего солнца скользнули по присыпанному песком лицу Аиля. Казалось, песок был повсюду. Он скрипел на зубах, забился под веки, в нос, уши…. Вместе с пробуждающимся сознанием, медленно, будто тоже пробиваясь сквозь толщу песка, всплыли на поверхность воспоминания о вчерашней ночи…
Яркий всполох небесного огня ударил в вершину бархана и грохот раскалывающегося над головой неба оглушил его, отозвавшись в продрогшем теле непроизвольной дрожью. Конь под ним заржал и встал на дыбы. Крепко удерживая рукой поводья, Аиль попытался успокоить перепуганное животное лаской, как нечаянно брошенный кверху взгляд остановился на том, что пугало его четвероногого друга больше, чем неожиданная гроза.
На фоне звездного неба, еще небольшой, но растущий вширь, стремительно вращался смерч. Точно зацепившись за вершину бархана, пришедший с неба вихрь, обхватил ее, срывая песчаные одежды и обнажая то, что много лет скрывалось внутри. Он кружился, танцевал вокруг башни храма, счищая, сбрасывая с нее тонны песка, некогда похоронившие в себе его красоту. Освободив купол, вихрь устремился дальше, вниз, к улочкам, домам, фонтанам, поднимая в воздух пласты песка, чтобы унести их прочь от возрождаемого им города.
Избавившийся от песка купол храма в обволакивающем его вихре песчаных брызг врезался в память Аиля последним воспоминанием перед тем, как смерч набросился на него, сбросив его с коня, забиваясь в глаза и нос песком, и закружил, превратившись, наконец, в бесчувственную тьму.
- Аиль, ты жив?
Голос товарища и звуки знакомого ржания обогрели душу. Значит, и старый лис Мирт и лошади живы…
- Ты только глянь вокруг, - продолжал тем временем Мирт.
Освобожденный от песка Алиантрос смотрел на них окнами пока еще пустых домов, улыбаясь разбегающимися от центра улочками. Храм Териила возносился к небу. Яркие лучи солнца играли в пластинах серебра, покрывающих купол храма.
Скрип заржавевших дверных петель вдруг нарушил тишину давно необитаемого города. Вздрогнув от неожиданности, Аиль оторвал восхищенный взгляд от серебряного купола в вышине.
- Гляди-ка…. – прошептал Мирт, указывая рукой вперед.
На пороге храма в проеме открывшихся врат стояли люди. Мужчина с посохом и ребенок.
- Я же говорил, что в пустыне были люди, - пробормотал Аиль и улыбнулся.
0
