ЗАРИНА
|
Зарина была моей лучшей подругой много лет.
…Мы учились в пятом классе,
когда девчонки объявили ей очередной бойкот. Зарина была странной девочкой, не
похожей на остальных, и это было главной причиной остракизма, которому она
постоянно подвергалась. Годом раньше, к примеру, мы были возмущены тем, что она
не снимала в школе пальто; когда же мы с
нее его содрали, оказалось, что она в домашнем халате. В другой раз нам не
понравилась длина ее школьной формы, и ей пришлось выслушивать наши жестокие
насмешки. Да и мало ли что нам в ней не нравилось! Мы доводили ее до слез и не
испытывали при этом никакой жалости.
В этот раз она совершила
нечто совсем уже непристойное: не отдавала, а когда попытались отнять — съела
какую-то записку, — только чтобы чья-то
тайна не стала всеобщим достоянием. Жаждущие "охотницы" остались с
носом, и это вызвало бурю негодования. Меня же поразил ее благородный и героический поступок, — вряд
ли я смогла бы поступить так же. И я встала на ее сторону. В ту пору я была формальным
("вечная" староста) и неформальным лидером в классе и самоуверенно
попыталась защитить Зарину. Увы, я переоценила свой авторитет и недооценила
азарта толпы, гонящей жертву, — волна
ненависти накрыла и меня. Так мы оказались вдвоем против всего класса.
С её стороны было,
по-видимому, чувство благодарности ко мне, а я, пожалуй впервые, испытала на
своей шкуре то, что Зарине приходилось терпеть постоянно, и это только усилило
возникшую симпатию к ней. Как бы то ни было, но затянувшийся конфликт с одноклассниками
больше и больше сближал нас, и мы стали настоящими подругами. Конечно, со
временем все мы помирились, но прежних теплых отношений с былыми подружками у
меня уже не было...
А в Зарине я продолжала
открывать глубины замкнутой, неординарной
души. Это оказалась тонкая, мечтательная натура: она увлекалась романсами,
любила читать стихи — о чем я и не
помышляла в свои 11-12 лет — и была страстно влюблена в Тихонова-Штирлица
(эта ее любовь приводила меня в некоторое замешательство: я предпочитала крутить
амуры с вполне реальными мальчиками,
в чём и преуспевала ещё со второго класса).
Безусловно, дружба с этой
необычной девочкой подтолкнула меня в моем развитии. Я, со своей стороны, тоже
многое могла ей дать, — словом, мы
прекрасно дополняли друг друга, и наша взаимная привязанность росла день ото
дня. Мы практически никогда не ссорились, привыкли поверять друг дружке свои
самые сокровенные тайны и могли быть уверены, что никто больше о них не узнает.
Одно время — классе в седьмом, кажется, — мы с ней были даже влюблены в одного и того
же мальчишку. Но это нисколько не помешало нашей дружбе, даже наоборот: поскольку он нам обеим предпочел другую, мы и "страдали" вместе!
Тогда же Зарина сама начала
писать стихи. Сейчас трудно переоценить их качество, но некоторые строчки
помнятся мне до сих пор:
…Так долго, что успею старой стать.
Чтоб не тревожить бабушку седую,
Внучата тихо будут бегать в сад…
Но и тогда я буду ждать твой взгляд, —
И днем весенним, и в ночь совсем глухую…
Именно она заставила
меня стать причастной к творчеству. Вот самые первые "поэтические"
строки в моей жизни:
Любимая подруга! Ты меня просила
стих написать какой-нибудь и посвятить тебе.
Но ты же знаешь: я не поэтесса
и в рифму говорить дается трудно мне... —
в комментариях они, конечно
же, не нуждаются, но факт причащения — налицо!
Надо добавить, что со
временем у Зарины прорезался еще и артистический талант. Какое-то время в нашей
школе работал драматический кружок. Ни одной серьезной пьесы мы так и не
поставили, но в отдельных сценках-миниатюрах все главные роли по всеобщему
решению доводилось играть Зарине: у всех остальных получалось хуже. Она мечтала
о профессии актрисы и даже собиралась поступать в театральный институт, но, по
настоянию родителей, в конце концов отказалась от этой затеи.
Для полноты картины нужно
сказать несколько слов об ее внешности. Не отличаясь изящной фигурой:
ширококостная, невысокого роста, с тяжеловатой походкой, — она была не из тех, кто пользуется успехом у ребят. Я
возмущалась: ну почему же они не видят ее одухотворенного лица, обрамленного
густыми черными локонами, лучистых глаз с длинными ресницами, загадочной — Джокондовской! — улыбки?
Её же, казалось, это не
особо волновало; мир, в котором она жила, был полон и другими делами. Вот уж
чего я не могла бы сказать о себе: у меня всегда на первом месте была любовь!
Уже в четырнадцать лет я познакомилась с парнем, с которым меня долгие годы
связывало настоящее, глубокое чувство — из
тех, что называют первой любовью. И, конечно же, поверенной моих душевных дел
была Зарина…
Однажды — это была весна десятого класса — на одном из уроков я получила от нее
коротенькую записку: "Вчера познакомилась с парнем. Зовут Виталий". Я
еле дождалась конца уроков, изнемогая от любопытства… Наконец, когда мы уселись
на нашу любимую скамейку в скверике, она во всех подробностях поведала мне
захватывающую историю своего знакомства. Это было нечто трогательное и
прекрасное, почти как в гриновских рассказах. Еще через пару дней она принесла
фотографию — маленькую, из тех, что лепили в профсоюзные и комсомольские
билеты, — на ней был симпатичный
светлоглазый блондин. Всю следующую неделю Зарина рассказывала мне о бурно
развивающихся отношениях с Виталием. Боже мой, как я была рада за нее и даже
чуточку завидовала — так это было
красиво!
И вдруг, на одном из уроков, — записка: "Он вчера не пришел. Не знаю,
что и думать". После школы она сразу же ушла домой, а поздно вечером
позвонила и скороговоркой прошептала: "Он в больнице… попал в аварию…
кажется, что-то серьезное… мне его друг
сказал". И все. Гудки. Я не могла даже перезвонить ей: у нее были строгие
родители, и, конечно же, вся эта история хранилась в страшной тайне.
Полночи я проворочалась в
тревоге и неумелых молитвах. Страшно было представить, что могло произойти с
бедной моей подругой, если...
На следующий день она
опоздала в школу. На мой вопрошающий взгляд слегка покачала головой — и только.
Почти сразу передала записку: "Толком
ничего не знаю. Умоляю, не говори со мной об этом!" Я покорилась. День
прошел как обычно, Зарина вела себя как ни в чем не бывало.
Назавтра — на контрольной по геометрии — новая записка,
с подробностями о случившемся. В конце стояло требовательное:
"Порви!" (Надо сказать, я не послушалась Зарину: истертый клочок
бумаги, на котором — вперемешку с геометрическими рисунками — душераздирающие
фразы: "Меня к нему не пускают!", "Я ч у в с т в у ю, он не выживет!" — до сих пор хранится в моем архиве.)
А вечером — короткий звонок:
"Он умер".
В эту ночь я так и не
заснула. Это был кошмар! Я представляла, что было бы со мной на ее месте, и мне
казалось, что схожу с ума. Под утро я уже не понимала, с кем же из нас
случилось такое горе и уж, по крайней мере, была уверена, что в этот день мне
не придется встретиться с Зариной.
Каково же было мое
изумление, когда я в школе увидела свою подружку! Она выглядела обычно, — пожалуй,
только чуть менее ярким был ее всегдашний румянец… и что-то жесткое появилось в
глазах. Все мои сострадательные взгляды она встречала строго и холодно. Какой
же силой воли надо было обладать, чтобы так держать себя в руках! Я
восхищалась, я преклонялась, я страдала вместе с ней и — еще больше любила ее!
Но — молчала. Всем своим видом она
запрещала мне говорить об этом. Я ждала, что со временем, когда боль
притупится, она сама начнет разговор, но этого так и не случилось. Тема перешла
в разряд запрещенных, и я никогда не нарушила это табу.
Скоро закончился 10-й класс,
все мы разъехались по городам и весям. Но встречались на летних и зимних
каникулах, переписывались и, казалось, дружбе не будет конца. В юности мы в это
верим! Но проходили годы, все реже и реже писались письма, все более редкими
были встречи.
Последний раз я видела
Зарину, когда моему сыну было уже три года. Встретившись, мы не могли
расстаться — нам было что вспомнить, что рассказать друг дружке. Тогда же она
сказала, что собирается замуж.
А ещё через два года я в
последний раз была в городе, где прошло все мое детство (вскоре последовали
события в Нагорном Карабахе, и я уже много лет вообще ничего не знаю о судьбах
моих друзей и знакомых).
В то лето от одной из своих
бывших одноклассниц я узнала, что Зарина вышла-таки замуж, родила дочку и
уехала с мужем на другой край тогда ещё необъятной Родины.
— А помнишь, — рассмеялась
вдруг моя одноклассница, — что выкинула
эта комедиантка?!
Я спросила, что она имеет в
виду.
— Помнишь, она нашла фотографию какого-то
парня и придумала целую любовную историю?!
Я не верила своим ушам.
— Какую историю?
— Ну, будто бы у них был роман, а потом он
попал в аварию и умер?
Нет, этого не может быть.
Разве могла бы Зарина… Я все переспрашивала и переспрашивала. Оказывается,
некоторые девчонки были еще тогда посвящены в розыгрыш, но, по просьбе Зарины,
хранили это в секрете.
Я ничего не понимала. Я не
хотела, я не могла в это поверить! Но слишком уж совпадали все подробности, и
постепенно передо мной выстроилась вся картина и стали понятными некоторые
странности в поведении Зарины. Стоит ли говорить, как больно мне было узнать
все это...
Сегодня я могу понять, чем
руководствовалась семнадцатилетняя девчонка, выдумывая и рассказывая эту
историю своей более удачливой в "сердечных делах" подружке и, конечно
же, прощаю ей этот обман… Но в глубине уязвленной души я и по сей день не
нахожу ей оправдания.