Перевёртыш
Чёрно-белый шарф привычно укутал горло. Прикрыв за собой дверь, я сбежала вниз по ступенькам и, немного помедлив, толкнула тяжёлую подъездную дверь. Отблески предзакатного неба на мгновенье ослепили меня, и я в тысячный раз прошла по своему двору навстречу главной улице города. Засунув руки в карманы и перекатывая за щекой мятную конфету, я отправилась бродить по зимнему городу. Сегодня был именно тот день, когда моя свобода перекинулась (помните «Ночной дозор»?) одиночеством. Я поняла это ранним утром, когда привычно крепкий чай вдруг показался нестерпимо горьким, еле слышная попса на волнах местного радио стала омерзительной, а любимые домашние тапочки вдруг оказались совершенно неудобными.
Ничего не оставалось кроме того, как мерить городские тротуары неспешными уверенными шагами. В этом виделось что-то спасительное и обезболивающее. Проходя мимо знакомой с детства подворотни, увидела мужчину в чёрном фраке. Он сидел на корточках и кормил озябших голубей рыхлым серым хлебом. Он делал это так, словно кроме этого в его жизни не было ничего…
А голуби…. Голуби лишь сражались за очередную липкую крошку, рассекая крыльями влажный воздух. Вдруг мужчина, ощутив на себе мой взгляд, поднялся, расправив длинными пальцами два помятых «хвоста» фрака.
- Скажите, а сколько раз Вы обжигались о Солнце? – спросил он меня.
- Три, - немного помедлив, ответила я.
- А чем Вы лечили ожоги?
- Впервые - сердцем, потом другом, а в последний раз ночью.
- Да… Друга нет, а сердце давно уже спит. Надо попробовать ночью. Может поможет… - прошептал незнакомец во фраке.
После этих слов он, выронив на старый асфальт ломоть хлеба, повернулся ко мне спиной и, на ходу читая «Евгения Онегина», зашагал прочь.
«…Он верил, что душа родная
Соединиться с ним должна,
Что, безотрадно изнывая,
Его вседневно ждёт она…»
Голуби тот час же налетели на упавший хлеб.
«Неужели он тоже одинок сегодня? Неужели он тоже обжигался?» - спросила у себя я. «Ночь должна помочь. Она всегда помогает…»
Подул морозный ветер. Резко повернув голову, я увидела грязно-красный троллейбус, неохотно дребезжащий по своему маршруту. Сегодня в троллейбусах ездят только школьники и старики, причём и те, и другие при входе сразу же стараются побыстрее занять место у окна. Такой вот народный спорт. Троллейбус проскрипел мимо, и я двинулась вперед. Навстречу мне – десятки людей. Неудивительно: конец рабочего дня, все спешат домой, а там - семья, дети, работающий без выходных импортный телевизор-альтруист. Этих людей кто-то ждёт, а кому-то везучему после скрипа входной двери и первых шагов по маленькой прихожей лохматый пёс притащит в зубах домашние тапочки. Так просто и тепло.
«Да и мне тепло в моём чёрно-белом шарфе», - не сдавалась я. «Меня тоже всегда ждёт мой зимний город».
Разглядывая своё отражение в витринах магазинов и магазинчиков, я не заметила, как добрела до набережной. Крик чаек оглушил. Чёрное море белыми гребнями упивалось зимой, а небо было почти готово плеваться первым мокрым снегом. Впереди – только метры набережной, в кармане – пара смятых рублей. «На чай хватит…» Только вот чая не хотелось. Хотелось шагать в ногу с кем-то близким и тёплым, вполголоса напевая любимую песенку «Ночных снайперов».
«Да мне и так тепло в моём чёрно-белом шарфе», - и на этот раз нашлась я.
Наверное, земля всё-таки в чём-то провинилась перед небом: пошёл снег. Падая на асфальт, что-то среднее между каплями дождя и классическими хлопьями снега тут же становилось прозрачной мантией щербатой набережной. Пронзительно-синие скамейки мигом стали негостеприимными, а кончики пальцев стали верно зудеть от холода. «Пора домой».
Оглянувшись по сторонам, я тут же поняла, что эта мысль пришла одновременно и в десятки других голов: ещё недавно почти пустые троллейбусы пополнились конкурентами на место у окна, в летних кафешках - пережитках курортного сезона - забурлила зимняя жизнь, а разномастная стая бездомных собак, неторопясь, затрусила в ближайший подъезд.
Я ускорила шаг. Уже смеркалось, и по обочинам дорог загорелись первые жёлтые фонари. Подняв глаза к небу и ловя ресницами «снежинки», я заметила на крыше дома чёрный силуэт. Приглядевшись, я узнала в нём своего сегодняшнего собеседника-незнакомца. Он сидел на карнизе, свесив ноги вниз, и тоже смотрел на бурое снежное небо. «Ночь ждёт», - сразу же поняла я. «Только ведь замерз наверно. Чёрный фрак обычно от снега не спасает…»
- Эй, уважаемый! – во весь голос крикнула я, - слезайте! Простудитесь ведь!
Человек опустил голову вниз, и, узнав меня, помахал рукой:
- Мне немного ждать осталось! Скоро-скоро ночь придёт!
- Всенепременно придёт! Только снег ведь никто не отменял! Спускайтесь, у меня есть тёплый шарф. Сердце будет в тепле.
Немного помедлив, человек без труда вскарабкался по склону крыши и скрылся из виду. Через пару-тройку минут я услышала шаги, и из двора вышел высокий мужчина. Обнажив шею, я сняла длинный шарф и протянула его незнакомцу:
- Вот. Держите.
- Спасибо, - тихо сказал он, - у меня никогда не было шарфа. Чёрно-белый… День-ночь…
Он обмотал шарф вокруг длинной шеи:
- Мне пора.
- Будьте осторожней! Карнизы бывают ржавыми! – крикнула я ему вслед, но он уже растворился в спустившейся на землю ночи.
Достав из кармана последнюю мятную конфету, я замёрзшими пальцами развернула хрустящую обёртку. «Вот и закончился сегодняшний день… В нём были голуби, троллейбусы, люди, море, снег и одиночество. Моё одиночество…Мой город… Мой незнакомец… » С мысли меня сбил пронзительный вороний крик. Я задрала голову вверх: на карнизе, где несколько минут назад сидел мужчина в чёрном фраке, сидел ворон. В клюве он держал какой-то белый предмет. Взмахнув крыльями, птица взмыла в ночное небо. Пролетая над моей головой, ворон на прощанье каркнул. «Его вылечила ночь… Душа всегда лечит… А ещё днём он был так же одинок, как и я… Значит, для меня тоже есть лекарство?..» В этот момент к моим ногам упал шарф. Белый. Без единой чёрной полоски. Я начала понимать, что этим лекарством и есть завтрашний день. «Белый день. Белый шарф. Всё сходится». Завтра будет всё по-другому.
«…Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала…кого-нибудь…»
7/8.12.07
0