И Бог услышал

---

Стойкое ощущение того, что всё происходящее — всего лишь дурной сон, не ослабевало вот уже почти год. Все попытки проснуться заканчивались провалом — реальность, всё сильнее напоминающая кошмар, меняться или исчезать не желала. Никак. И не помогал ни алкоголь, которого Мин-Чен-Ко старался раньше избегать, ни успокоительное, рецепт на которое ему выписал друг-врач, увидев осунувшееся лицо и прочерченные морщинами щёки тридцатипятилетнего инженера ЭС*.

Да и кошмар этот не случился внезапно, он был виден из очень далёкого далека, как бывает виден надвигающийся смерч. Вот только те, кто обязан был остановить беду вовремя, почему-то в тот момент ослепли, оглохли и стали паралитиками. Теми, которые могут двигать только глазными яблоками. Таких теперь усыпляли — к чему тратить ресурсы на отслужившее своё тело? Это был один из законов, который с радостью и единогласно приняла новая власть.

Возражать было некому. Все несогласные с нынешней политикой страны были или депортированы из неё — в лучшем случае, или арестованы — как преступники — в случае средней паршивости, или казнены — как враги своего народа. Смертную казнь, отменённую десяток лет назад, новая власть вернула как можно быстрее, единогласно — а как же иначе? — проголосовав за это решение, призванное обезопасить народ от самых страшных маньяков и убийц, которым за их художества полагается гореть в аду, а не сидеть в камере, проедая народные деньги.

Во всяком случае, именно под этим соусом воскресшая высшая мера была преподнесена народу Касилве-Бугс. И только Народный вождь и его приближённые знали, что послужило настоящей причиной. Они опасались, что посаженные за решётку политические противники по-прежнему будут представлять реальную угрозу существующему строю. И вполне себе могут наладить сношение с внешним миром — к каждому конвоиру-то соглядатая не пристроишь! А там и до попыток освобождения и захвата власти недалеко!

Прецеденты имелись. Сами так делали, один из нынешних Министров как раз из камеры и руководил революцией и руководил успешно, а значит — нужно было лишить врага наименьшей возможности повторить подобное. Ну а, как известно, самое надёжное средство в таком случае — виселица. Нет-нет, на самом деле никого не вешали — это же не средневековье, цивилизованные люди не могли себе позволить по-дикарски вешать или расстреливать. А потому врагов народа — а слово «народ» стало за этот год самым широко употребляемым в стране — цивилизованно и гуманно отправляли на тот свет «золотым уколом».

Часть народа попыталась было возмущаться, но ей быстро пояснили, кто теперь в доме хозяин, причём пояснили популярно и доходчиво — написали дубинкой по хребту. Такое обычно запоминается надолго и быстро отбивает охоту выражать своё несогласие с политикой остальной части народа и его Вождя. Впрочем, особо непонятливые, до которых не доходило и после нескольких воспитательных бесед, тоже находились. А потом находили их самих — уже в виде изуродованных тел — или не находили.

Мало ли что могло случиться с людьми в такой большой стране, как Касилве-Бугс, в которой всё ещё где-то скрывались недобитые «Аквалийские птицы» — расформированные внутренние войска, сохранившие верность даже не предавшему их Правительству, а той самой, непонятливой части народа.

Эти вот «вооружённые бандиты» даже спустя год пытались хоть чем-то помочь своим «непонятливым» собратьям. То уронят с дороги в хлам пьяного начальника новой полиции — Стражей Спокойствия, который до этого от души порезвился, проводя «воспитательную беседу» с молоденькими дочерьми «непонятливых». Самих девушек потом вернули родителям — в пластиковых мешках, не хватало ещё власти хоронить такое, не царское это дело.

А спустя пару дней «Аквалийцы» его с дороги и уронили — против тяжёлого грузовика даже самый навороченный автомобиль не имеет шансов. Виновных искали долго, да так и не нашли, свалили всё на какого-то случайно подвернувшегося водителя, показательно судили и посадили, а на место этого начальника Стражей прислали нового. Только вот он особо в «воспитательных» беседах почему-то не усердствовал. Может, побаивался, что и на его новенький «Мобиль» может найтись свой грузовик? А может, просто уже успел вдоволь навоспитываться?

Этого Мин не знал и не мог знать. Да и не это занимало инженера станции больше всего. Он мучительно пытался понять — как же так вышло? Почему его страна позволила так с собой поступить? Почему по улицам маршируют молодчики в чёрной униформе — «Иус Сектрум», разительно напоминающие других — со старых кадров кинохроники. Только те были оккупантами и врагами, а эти являлись лучшими представителями понятливой части народа, которая с оружием в руках, не щадя живота своего, пробивала себе дорогу к этой вот... новой жизни.

Почему он, склавис по национальности, теперь не имеет права разговаривать на родном языке? Почему его, точно так же выросшего на этой земле, считают человеком второго сорта только потому, что в его жилах течёт кровь, совсем немного отличающаяся от крайнов? Почему его неплохой даже по нынешним меркам зарплаты едва хватает на то, чтобы свести концы с концами, а ведь раньше он мог позволить себе многое? Как всё это могло случиться? Когда началось? И почему он тогда, год назад, не сделал того, что собирался совершить сегодня?

Почему? Этот вопрос стал главным для Мина. Он не давал инженеру покоя, от него не спасали алкоголь и снотворное, он стал частью самого энергетика. И только совсем недавно пришёл ответ — он до последнего не верил, что народ позволит сделать это с собой. Что сам, своими руками, отдаст Касилве-Бугс внукам тех, с кем деды воевали почти сто лет назад и не позволили уничтожить себя. Мин был уверен, что крайны и склависы сумеют сказать «нет» той их части, впоследствии оказавшейся понятливой, которая и заварила всю эту кашу, купившись на обещания рая на земле.

И было безумно горько осознавать, что он... ошибся. Просчитался. Что сотня мирных лет успела настолько сильно изменить его народ, и тот позволил поставить себя на колени. Миллионы проиграли всухую сотне тысяч. Это до сих пор казалось невероятным, но было именно так.

Иногда, лёжа в постели бессонными ночами, Мин вспоминал историю Касилве-Бугс, ту, настоящую, изученную когда-то в школе, а не свежепереписанную, которой пичкали нынешнюю молодёжь. От этой истории инженера тошнило — такой концентрации циничной лжи, сдобренной пропагандой, он раньше не встречал и никак не мог привыкнуть, что теперь каждый рабочий день начинается с обязательного распевания национального гимна, слова которого Мин уже давно уже успел возненавидеть.

Но так новая власть прививала народу любовь к своей стране — запихивала столовой ложкой прямо в глотку при каждом удобном случае. Тех, кто так и не смог подавить свой рвотный рефлекс или у кого желудки упорно отказывались любовь переваривать, очень быстро выпроваживали из страны — под одобрительные крики понятливой части народа.

— Хвала стране!

— Народу хвала!

От этих обязательных теперь приветствий Мина тоже тошнило, едва ли не сильнее, чем от гимна, но на беду его желудок оказался крепким, потому энергетик был до сих пор жив. Уехать из страны сразу после прихода новой власти он не смог. Его профессия делала Мина невыездным: слишком много знал инженер об устройстве ЭС, а потому шансов покинуть Касилве-Бугс просто не было.

Да и не смог бы он бросить родителей и бабушку с дедом, которые наотрез отказались уезжать, мотивируя извечным «Мы тут жизнь прожили, тут и умрём». И хоть брат, давно проживающий в Склависи — соседнем, теперь ставшем вражеским государстве, не раз и не два звал их к себе — отказывались наотрез. Они всё ещё верили, что новая власть долго не продержится и скоро всё снова будет хорошо.

Мин не верил. Не верил с тех пор, как на территории его родины обустроили свои военные базы те самые страны, к которым она так радостно примкнула год назад. По улицам теперь расхаживали не только свои Стражи Спокойствия, но и солдаты дружественных армий, относившиеся к местным с плохо скрываемым презрением.

И это тоже когда-то было. В той самой истории, которую Мин помнил по старым учебникам. Тогда, почти сотню лет назад, карта мира выглядела совсем иначе. Она у Мина тоже была — старая, потёртая карта, по которой он когда-то изучал в школе географию. Тогда он был гражданином одной из двух могущественнейших стран мира — ОР — Объединения равных, в которую входили Склавись, Касилве-Бугс и ещё десять стран, и действительно гордился своей Родиной. Потому что именно она сумела одолеть Империю, грозившую утопить в крови и поставить на колени весь остальной мир.

Тогда в Империи у власти были эт эзурио — архипонятливая часть населения, уверенная в том, что именно Империя должна владеть всем цивилизованным миром. Именно народ Империи и есть высшая раса, а все остальные народы могут только прислуживать Господам, да и то, если те сочтут подобное возможным. Одной из основных целей Империи было тотальное уничтожение представителей неполноценных народов — иреины, склависы и крайны занимали в этом списке три первых позиции.

Империя вторглась на территорию ОР незадолго после того, как заключила с той Договор о мире. И долгих пять лет война собирала свой кровавый урожай, потому что народы ОР не пожелали склонить голову и безропотно идти на бойню, уготованную им имперцами. И хоть потери были огромны — больше пятидесяти миллионов осталось на полях той войны, но Империя была разрушена, как казалось тогда — навсегда.

Дед Мина был ветераном той войны, инженер помнил, как гордился своим стариком, который приходил в школу на ежегодный День Триумфа и рассказывал им, тогда ещё совсем мальчишкам, о тех сражениях. И ему, Мину, безумно хотелось тоже быть военным, но... Не сложилось. Подвело здоровье, оказавшееся очень слабым, а потому о карьере лётчика пришлось забыть.

Но зато умом юноша обижен не был, ещё в школе увлёкся ядерной физикой, потом поступил в соответствующий вуз и в результате стал одним из инженеров этой новой и самой мощной на сегодняшний день ЭС. Сейчас огромная станция управлялась минимальным персоналом, всё было автоматизировано, что с одной стороны усложняло предстоящее дело, а с другой — облегчало.

А дело было не из лёгких. Мин собирался повторить подвиг ОР и ещё раз остановить Империю, в этой новой её реинкарнации. Слова — «И сам Сатана принимает вид Ангела света», которые всегда казались ему очередной красивой метафорой, как нельзя лучше характеризовали Империю сейчас.

Поняв, что силой ОР не взять, переродившиеся агрессоры пустили в ход хитрость. Сначала они разрушили страну изнутри, перессорили народы, её населявшие, друг с другом, а потом стали шаг за шагом мягко, незаметно и плавно подминать под себя эти бывшие части целого. Теперь говорили не пушки, против которых народ умел бороться, а лесть, к которой — прямой и простодушный — он так и не привык.

Обещания новой, богатой и счастливой жизни сыпались из зарубежных гостей, как из дырявых кулей. Да и подкреплялось всё это щедрыми подарками и готовностью прийти на помощь, поддержать финансово и построить новую жизнь, в которой все будут в равной степени обеспечены.

А надо сказать, что после развала ОР проблем в этих его бывших частях появилось предостаточно. Чиновники, которых избирал народ, почему-то не спешили выполнять свои обещания, зачастую и вовсе забывая о них. Зато о своих нуждах они помнили чётко и ночей не спали, думая, как же побыстрее... набить карманы из государственной казны. И повторялось это с завидной регулярностью — лица менялись, суть их поступков — нет.

Стать членом Правящего Совета Касилве-Бугс означало получить при жизни пропуск в рай и обеспечить себя, своих детей, внуков, правнуков и прочих будущих потомков от и до. Вот потому и рвались к заветным креслам, стуча себя пятками в груди и обещая народу, что как только сядут в кресла, так и сразу начнут решать накопившиеся проблемы. В кресла-то они садились, народ по доброте душевной им верил и отдавал свои голоса, и даже проблемы решать чиновники тоже начинали, но только свои.

Вот потому-то и пришлись так кстати обещания наследников Империи раз и навсегда изменить этот осточертевший трудолюбивому, но нерешительному народу порядок вещей и облагодетельствовать всех. Сразу. И народ... поверил. Поверил, потому что жить без веры невозможно, а своим чиновникам уже не верилось совсем. Да и Новая Империя громче всех открещивалась от кровавого прошлого, показательно посыпала державные головы пеплом и клялась, что не допустит повторения подобного.

И не допускала. У себя.

Касилве-Бугс не повезло ещё и в том, что за все годы её независимости ни разу у руля не стоял по-настоящему сильный и заботливый хозяин. Напротив, один правитель оказывался слабее и бесхребетнее другого, а последний — переплюнул всех. Ему хотелось и на ёлку влезть и зад не уколоть: быть хорошим и для Империи, и для Склависи — ближайшего соседа и брата по крови. И он улыбался и рассыпался в обещаниях обеим сторонам, отношения между которыми в последнее время становились всё напряжённее.

И это вот желание усидеть на двух стульях и стало роковым как для самого Правителя, как и для всей страны. Да и чёрт бы с ним, с Правителем, если бы не одно пугающее Мина до дрожи обстоятельство. За последние несколько лет в Касилве-Бугс снова подняли головы те, кто восхищался и наследовал ту, разрушенную Империю. Они точно так же считали свою нацию — крайнов — самой лучшей, а остальных — полуживотными, годными только на то, чтобы прислуживать расе господ. Они так же ненавидели другие народы, а сильнее всех склависов — как главных виновников уничтожения обожаемой Империи сто лет назад.

И почему-то Правитель не спешил запретить это движение, хоть один устав его нарушал те самые права и свободы, за которые так яростно ратовала Новая Империя. Мина это настораживало. Мелкая и противная дрожь пробегала по коже всякий раз, когда видел флаги и символы «Либертас», разительно напоминающие Имперские, замечал в глазах его последователей ту же самую фанатичную ненависть и вопрос — почему это не запретят, возникал снова и оставался без ответа.

И стоит ли удивляться тому, что именно руками молодчиков из «Либертас» и был совершён государственный переворот, возникший из того, что Правитель почему-то передумал подписывать соглашение с Империей за пару дней до времени «Ч». Почему?

В тот день этот вопрос задавал себе каждый житель страны, ведь всё это время Правитель соловьём разливался, рассказывая народу о том, какая чудесная жизнь ожидает их всех после слияния с Империей. И крайны, и склависы, а из этих двух народов и состояло в основном население Касилве-Бугс, одинаково недоумевали — с чего это вдруг Правитель передумал? Неужели решил не пустить свой народ в светлое будущее? Зажал то самое вожделенное счастье?

Народ возмущался, а Мин тогда облегчённо выдохнул — он не верил в полное перерождение Империи, не верил в то, что кто-то способен изменить будущее народа, кроме его самого, что этот кто-то даром даст крайнам всё, ничего не требуя взамен. Так бывало только в сказках, в которые инженер не верил уже очень давно. В отличие от большей части народа.

Но Мин точно так же не понимал, почему Правитель молчит, почему не поясняет причин, а когда пояснения были даны, стало ещё хуже — неужели Правитель не видел сразу, что именно собирается подписать? Что соглашение это по сути — добровольная передача Касилве-Бугс Империи, отказ от независимости и переход в открытую конфронтацию со Склависью.

А это как раз и не могло устроить ту часть народа, который населял север страны. В отличие от южан-крайнов, страстно желающих стать частью Империи, северяне больше тяготели к союзу со Склависью. На севере проживало много склависов — «несознательного» народа, к которым относился и сам Мин. Его предки переселились сюда сразу после войны с Империей.

Дед на фронте с бабулей и познакомился — она медсестрой была, а он в госпиталь угодил. А когда война закончилась, они друг друга нашли и решили поехать жить на север Касилве-Бугс, который ей был родным. Отец Мина родился уже здесь, а с матерью познакомился в Склависи, куда был командирован на работу. Уехал один, а вернулся уже с будущей женой, и вскоре у них родились два сына — Мин и его брат.

Когда мальчишки выросли, брат отправился учиться в Военную Академию Склависи, да там и остался, а Мин — не ездил никуда. Получил образование в родном Ивеке — столице Касилве-Бугс, начал работать на станции, женился, но неудачно — разошлись через пару лет, и жена укатила на другой континент.

Инженер особо по этому поводу не горевал — слишком быстро они с супругой поняли, что ужиться вместе будет невозможно, а потому и расстались по-дружески, без взаимной ненависти и громких ссор. И с тех пор он жил один, посвящая всё своё время любимой работе. Женщины появлялись время от времени, но ничем серьёзным это не заканчивалось.

И сейчас Мин был рад этому как нельзя больше. Никто из родни не пострадает из-за того, что он сделает. Проклинать и ненавидеть в Касилве-Бугс будут только его. Кроме того, полгода назад он всё же отправил родителей и деда с бабулей к брату. А случилось это после того, как «Иус Сектрум» избили его деда, пожелавшего поучаствовать в ежегодном Шествии триумфаторов и отнести цветы на братскую могилу.

Только вот Шествия в этом году не было. Новая власть его отменила, как запретила и само упоминание о том Триумфе. Теперь героями были другие — те, кто когда-то стрелял в спину деду и его побратимам, те, кого проклинали во всём мире, кроме сошедшего с ума Касилве-Бугс. Те самые эт эзурио — кумиры «Либертаса» и их ударной силы «Иус Сектрум», особо усердствовавшей в смене власти в стране.

И эти вот «понятливые» крайны решили поучить ветеранов уму-разуму. Кулаками. По-другому они просто не умели. И пока затянутые в чёрное юнцы избивали стариков, вышедших на улицы, Стражи Спокойствия делали вид, что ничего не происходит. Не видели в упор залитых кровью пожилых людей, не слышали криков о помощи. И неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы в этот момент не вмешались «Аквалийцы», изрешетившие из автоматов куражащихся выродков, вызвавшие «скорую» и так же быстро исчезнувшие.

Мину о случившемся сообщил по телефону отец. Инженер тут же взял на работе отгул и поехал на север. И как только там, в больнице, Мин увидел глаза своего деда, он сказал:

— Вы уезжаете в Склавись. Не обсуждается, — именно в тот самый момент он окончательно решился. Он понял, что Империю и распространяемое ей безумие нужно остановить. Сейчас. Кошмар о третьей и последней мировой войне снился инженеру всё чаще.

И в этот раз родные спорить не стали, а Мин тут же позвонил брату и в двух словах обрисовал ситуацию. Он сказал, что родители всё пояснят по приезде, говорить больше было просто нельзя. Новая власть бдительно следила за уровнем любви к ней самой и за речи, способные бросить на новый порядок тень, можно было поплатиться. Головой.

Дома удалось продать быстро и выгодно, что стало для Мина знаком свыше — он всё делает правильно, Бог на его стороне. Уже через месяц родные были в безопасности — брат обещал заботиться о них, а Мин знал, что полковник армии Склависи слов на ветер не бросает никогда. А потом он пожаловался своему другу-доктору на бессонницу, с которой обычные средства уже не справляются. И тот выписал ему рецепт на специальном бланке, предупредив, что увлекаться этими таблетками не следует, а если превысить дозировку, то можно и не проснуться.

Мин внимательно выслушал, а потом не менее дотошно изучил всю доступную информацию об этом препарате и рассчитал нужную дозировку. Ему понадобится не менее двух часов, чтобы реализовать свой план, а это значит — все остальные служащие станции должны в это время спать. Последним сном.

Жалость Мин задушил в зародыше — если сейчас проявить слабину, то очень скоро будет действительно поздно. Брат сумел сообщить, что Склавись разработала новое сверхмощное оружие, и разговоры о возможной войне уже не кажутся Правительству бредом. Слишком близко к границам страны теперь находились военные базы Новой Империи. Так о какой жалости может идти речь, если на кону — жизнь не только в Касилве-Бугс, но и на всей планете?

Все части своего плана Мин проработал до мельчайшей детали, а вот осуществить теперь мешал только... ветер, точнее — его направление. А именно это и было крайне важно — от того, куда он подует, зависит слишком многое, и пока что дул он в сторону Склависи, что никуда не годилось. Однако метеорологи утверждали, что совсем скоро всё изменится, и сильный, устойчивый ветер будет дуть в сторону Империи, в которой как раз сейчас часто идут дожди. То, что нужно.

Оставалось последнее — написать два письма. Одно — Народному вождю. Оно было коротким — состояло из одного предложения, каждое слово которого Мин давно знал наизусть. Второе — брату, и вот над ним инженер сидел долго. Какими словами пояснить родным, что ты не предатель своего рода? Что поступок твой — не результат буйного помешательства, а тщательно просчитанный ход? И что на самом деле ты вовсе не террорист и не фанатик? А ведь именно так назовут его, когда всё будет сделано.

Мин писал это письмо целую ночь. Сминал бумагу, перечёркивал и снова писал. Слова находились тяжело. Очень тяжело. Но и не написать он не мог. Инженеру не хотелось, чтобы его ненавидели родные и те люди, ради будущего которых энергетик на это и шёл. На мнение всех остальных Мину было плевать — новая власть давно дала понять, что думает о тех, кто помог ей взобраться на трон, и что планирует сделать с теми, кто не вписывается в новую систему ценностей. Инженер был совершенно уверен в одном: если всё получится, Империя надолго забудет об идее мирового господства — когда смерть приходит на твою землю, думать о порабощении других почему-то не получается. Ни у кого.

«Здравствуй. Когда ты это получишь, то уже будешь знать, что я сделал. И только тебе я могу сказать — почему. Ты видишь, что произошло в стране, где я живу, тебе известно, что от последней войны на планете нас отделяет пара шагов. И знаешь, что добровольно не попятится никто — ни Склавись, ни Империя. Я видел, что они сделали у нас, и не хочу, чтобы это повторялось снова и снова. А потому я заставлю их отступить. Надеюсь, что выиграю достаточно времени для вас всех. Попробуй пояснить это отцу и деду. Мин».

Поставив последнюю точку, инженер зашифровал послание кодом, который они с братом придумали ещё пацанами, играя в разведчиков. Потом написал проявляющимися чернилами на поздравительной открытке уже закодированное, положил в конверт и заклеил, намереваясь бросить в ящик по пути на работу.

Электронной почте инженер не доверял, агенты «Либертас» давно уже не делали секрета из того, что все сообщения отслеживаются, как и прослушиваются телефонные разговоры, особенно со Склависью. А бумажные письма практически никто уже давно не писал, их проверяли не так тщательно — чаще всего — просто просвечивали на предмет контрабанды и подозрительных веществ. Письмо Мина выглядело совершенно безобидно — обычная открытка «С Днём рождения», которую один брат посылает другому. Только вот день рождения у брата будет ещё через три месяца, но об этом агенты точно не могут знать.

Закончив это самое главное на сегодня дело, Мин вышел на балкон — покурить и узнать, не соврали ли метеорологи в этот раз. К радости инженера, синоптики не облажались и ветер сменил направление, усиливаясь с каждой минутой. Мин невольно улыбнулся, щёлкая зажигалкой и поднося огонь к сигарете. Вот и ещё один знак, что дело его — угодно Богу. Тому Богу, в которого инженер никогда особо не верил, но в последнее время всё чаще бросал в небо вопросительно-возмущённый взгляд. Может, потому, что это самое небо с каждым часом становилось всё ближе?..

***

— Хвала стране! — прогундосил охранник, приветствуя Мина и проводя обычный ежедневный досмотр.

Новая власть до сих пор опасалась, что кто-то особо «непонятливый» может устроить большой фейерверк, таким образом продемонстрировав свою непонятливость. Мин предусмотрительно ничего с собой не брал, кроме таблеток, но о том, что инженеру нужно принимать их, охрана была осведомлена. Правда сегодня во флаконе находилось снотворное, но об этом знал только Мин.

— Народу хвала, — ответил он, сохраняя на лице маску восторженного патриота, которую носили все понятливые граждане последний год.

Иногда Мину казалось, что это идиотское выражение прирастает к нему намертво, как маска, которые были на лицах «Иус Сектрума» и «Либертас» во время переворота. В такие моменты громадное желание содрать это безобразие с лица вместе с кожей охватывало инженера, останавливала только мысль, что главное дело ещё не сделано. А когда будет сделано — сдирать будет уже нечего и не с чего. Мин прекрасно знал, что от него не останется ничего, кроме проклинаемого миром имени, но теперь это уже не пугало. Его инстинкт самосохранения замолчал в больничной палате деда. Замолчал навсегда.

— Как настроение? — сегодня охранник в той самой чёрной форме «Сектрумов» был на редкость болтлив.

— Нормально, — пожал плечами Мин, — голова побаливает... перемена погоды, — намекнул на нежелание продолжать беседу инженер.

— Удачной смены, — донеслось уже в спину, но отвечать чем-то большим, чем кивок, он не стал.

Сосредоточенный и подтянутый, он приступил к своим обязанностям, ожидая, когда же подойдёт напарник — единственный, кто был в курсе плана Мина. Очень долго белым пятном в этом самом плане было отключение защиты, не позволяющей подать команды, после которых до взрыва останутся считанные минуты. Сам Мин сделать этого не мог, но посвятить в свой план кого-либо ещё — тоже. Слишком рискованно это было, а инженер уже давно понял — сейчас доверять можно только себе самому.

Но и тут Бог дал понять — это дело ему угодно, потому что Ник-Ит-Ин как раз и отвечал за эту систему, а новая жизнь точно так же стояла у него поперёк горла. Жена второго инженера была из иреинов — народа, который новая власть ненавидела чуть ли не сильнее других, точно так же, как когда-то Империя. И за последние полгода смертность среди иреинов подскочила в несколько раз. Несчастные случаи, ДТП, врачебные ошибки, за которые никто никогда не отвечал, и тому подобное.

Жена Ника не устраивала его начальство, в отличие от самого инженера, и однажды просто не вернулась домой. Что случилось с женщиной, он так и не узнал, но прекрасно понял, кто приложил к этому руку. В отличие от Мина, Ник свою супругу любил, а потому желание поквитаться с новой властью, лишившей его самого дорогого, не могло не появиться.

Мин долго колебался перед тем, как поделиться с коллегой, но после того, как однажды застал Ника за попыткой взлома системы безопасности, понял — если кому и доверяться, то ему. В тот вечер он пригласил коллегу к себе в гости — отметить прошедший день рождения — и рассказал о том, что хочет сделать. И добавил, что теперь его собственная судьба в руках Ника. В ответ тот молча пожал Мину руку и впервые после смерти жены улыбнулся.

Во время работы инженеры обменивались самыми обычными фразами, всё нужное было уже давно сказано, решено и теперь потребности в словах не было. Мин достал флакон с таблетками, лежавший в кармане халата, и указав взглядом на одну из красных кнопок, сказал вслух:

— Присмотри тут, а я пойду таблетку приму, что-то голова никак не пройдёт.

— Есть, присмотреть, — послышалось в ответ условленное, означавшее, что Ник всё понял.

Когда Мин вернулся, напарник продолжал сосредоточенно следить за показаниями приборов, а потом энергетики снова погрузились в работу до того момента, как прозвучал сигнал обеденного перерыва. Приносить снедь с собой категорически запрещалось, во избежание всё тех же терактов, мало ли, что можно запечь в пирожок!

Вот потому все работники станции обедали в столовой, и Мин совершенно точно знал, что сегодня там будет давно опротивевший национальный суп. Ник первое не ел никогда, и его отказ не был чем-то странным, а Мин громко сообщил коллеге, что у него кроме головы ещё и желудок взбунтовался, а потому он ограничится только чаем.

За столом тоже царила тишина, каждый боялся ляпнуть что-то лишнее, насторожённо поглядывал на соседа и молчал. Любое слово могло оказаться роковым — техников, в отличие от двух инженеров, заменить было легко и они это знали. На мгновение жалость всё же коснулась сердца Мина — все эти люди уже мертвы, но ещё не знают об этом. Почему за чужие преступления всегда платят невиновные?.. Или всё же — виновные?

Виновные в трусости, равнодушии, нежелании вовремя включить мозги, разуть глаза и понять — куда катится страна. Виновные в том, что не вмешались, предоставили право говорить и решать за себя нескольким тысячам. Виновные в слабости, лицемерии и животном страхе перед сильнейшим. Если бы год назад все эти люди поступили иначе, всё могло быть не так. Но... альтернатива возможна только в будущем, в том самом, которое Мин и собирался сегодня изменить.

***

— Фаза один, — ровным голосом сообщил Ник, указывая взглядом на один из мониторов. Инженер поднял голову от пульта и увидел, как техники в зале один за другим оседают на пол, засыпая.

— Фаза два, — так же спокойно сказал он, блокируя доступ в операционный зал. Охрана обедала отдельно, а значит — не отведала особого супа и могла помешать задуманному. Потому инженер и подал сейчас команду закрыть двери — на их взлом у черномундирников уйдёт достаточно времени.

— Фаза три, — пальцы Ника застучали по клавиатуре, отключая систему безопасности.

— Фаза четыре, — голос всё же чуть дрогнул, когда Мин подал команду слить хладогент, а следом за ней прозвучало: — Фаза пять — реакторы на максимальную мощность.

— Есть, фаза пять, — Ник-Ит-Ин даже улыбнулся и добавил: — Жаль, что мы не узнаем, получилось или нет.

— Узнаем, — ответил Мин, пожимая руку того, кто согласился разделить с ним эту участь. — Не спрашивай меня как, но узнаем.

Под ногами обоих инженеров рождался и всё усиливался гул. Включилась дополнительная защитная система, но было уже поздно — мощность реакторов практически достигла критической отметки, а спящие техники не могли вмешаться, даже если бы захотели.

Вой сирены заглушил автоматную очередь, прошившую наискось грудь Ника — охранникам всё же удалось проникнуть в зал, но вот помешать террористам они не могли. И никто уже не мог, кроме Бога, но тот был на стороне этих двоих. Следующая очередь отбросила Мина прямо на пульт. Инженер видел, как заливает его кровь кнопки и циферблаты, понимал, что жить осталось несколько секунд, и просил Бога о том, чтобы ветер не переменился.

И Бог услышал...

***

В письме, которое положили на стол Народного вождя, было всего одно предложение: «Народ, добровольно отдавший свою землю врагу, не заслуживает ни земли, ни жизни». Вождь понял значение этой фразы, как понял и то, что даже срочная эвакуация не спасёт его и его приближённых от заражения. Слишком велик был уровень радиации в Ивеке и южной части страны, а разошедшийся не на шутку ветер погнал смертельные облака дальше на юг. И как последний гвоздь в крышку гроба Новой Империи над всей её территорией начались проливные дожди.


________________________________________________________________________

*ЭС — энергетическая станция

---