Сонеты (цикл стихов)
Душа - тельняшка
Душа-тельняшка в доску и до дна
своя - сорвалась, как с цепи собака.
И роль звезды в созвездье не видна,
ведь Близнецы уж не стремятся к Раку.
Любовью болен, и душа больна,
неизлечима плоть, бросаясь в драку.
Но, вот, как раньше, просит лишь вина,
не замечая судьбоносных знаков.
И только Дух печальный с высоты,
презрительный, взирает равнодушно
на эти проявленья суеты.
Ведь слушать жалобы больного скучно.
Душе-тельняшке этот рай земной
ещё икнется будущей виной.
* * *
Не важно, кто есть кто, и что - почем.
Но суть важна и искренность в игре.
В любви не машем, как в бою, мечом,
но убиваем с мыслью о добре.
Словами новизны почти что врем,
вины не чувствуем, что бес в ребре.
Играем не подставленным плечом
без угрызений совести - в борьбе.
Страшит измена, вместе с нею ложь.
И чувственность обманутой души
уже вложила в твои руки нож
и бросила в объятия тиши.
Мысль об измене (это горький яд ),
которой мы подвластны все подряд.
* * *
У ночи пьяной звездная вуаль
накрыла разум мой весною прошлой.
Судьбы виток, закрученный в спираль,
как оказалось, был совсем не пошлым
В твоих словах я слышал лишь печаль,
твоей надежды вздох не облегчённый.
Был жребий вытащен тобою. Жаль,
что, вдруг, напрасно все и день тот черный.
Я жду теперь шагов твоих и впредь,
хотя формально вовсе не свободен.
Не знаю, сколько сможешь ты терпеть.
Зови всегда, когда тебе угоден
Ты, как жена. С женою – вы гарем.
И я не вижу никаких проблем.
* * *
Надеюсь, что в раздумьях и кручине,
начертанных в сонетах в праздный час,
найдешь меня как следствие причины,
мной истолкованной как Божий глас.
Удел блаженного – у образа, с лучиной,
и строго следовать веленьям божества.
Увы, творенье неудачное, пучина –
Одесский дух в основе естества.
Я седину закрашу неприлично,
чтоб норов мой был скрыт от глаз лихих.
Мне в нашем зазеркалье так привычно,
и для тебя одной пишу я этот стих.
Я прячу мысли в шлягерные строки,
хотя мелодии в них очень однобоки.
* * *
Предел желания насытить плоть,
Удел влюбленного любимым быть.
Судьба бросает нам однажды кость.
Насытившись, мы начинаем пить.
Случайности не в счет, монет лишь горсть.
В азарте тратишь силы, норов, прыть.
Здесь первой ласточкой твой новый гость:
повадки волчьи – начинаешь выть.
Любовью окруженный, без любви
сжигаешь близких, что с тобой, дотла.
Себя к ответу лучше призови
за то, что с ложкой вечно у котла.
Плоть и любовь… Всегда один конец:
терновый примеряем мы венец.
* * *
Когда не хочешь, не звони и впрок.
Завидовать терпенью в этой драме?..
Свои мечты не превращай в оброк,
ведь я не идол, да и мы не в храме.
В отечестве не мил у нас пророк.
Я вижу всё грядущее над нами:
твою растерянность и твой упрек,
и охлажденный, как итог, - всё в гамме.
Минорный смысл понятен наших встреч
и нашей близости. Как странно, правда?
Твою свободу буду я стеречь,
оберегать от злобных слов и яда.
Во мне лишь блеск минувшего огня.
Ты не звони и не зови меня.
О зеркалах
Я к зеркалам большим не равнодушен:
такой же дом, такой же точно быт.
Но тот – двойник, как правило, послушен,
гримасами его по горло сыт.
И думаю, что я ему не нужен:
ведь он насмешлив, часто где-то спит,
в моей одежде и со всеми дружен,
а главное – всегда везде молчит.
Я к зеркалам, насыщенным двоеньем,
испытываю дерзкое презренье,
в отчаянье плюю в их глубину.
А тот, двойник, наивный и бесстрашный,
обиженный, в подтеках грязных, влажный,
уходит прочь, забрав мою вину.
* * *
Опять двойник, живой, потусторонний,
в объеме зеркала мне рожи корчит вслед.
Ох, этот взгляд, презрительный, вороний,
источник всех моих минувших бед.
Он в том объеме делает, что хочет,
когда я не смотрю, когда я сплю.
И, между прочим, тоже что-то строчит,
и не доволен тем, что я люблю.
Очнувшись, вдруг, я словно в озаренье,
отбросил игры и свои сомненья,
и делаю, как он, что сам хочу.
Свобода – это яркое свеченье,
хотеть и делать – это вдохновенье,
но только, вот, об этом я молчу.
0
