В троллейбусе, старом, как мир – он помнит ещё Сенеку –

Ты ловишь в стекле глаза, как бабочек на лугу.

Водитель давно уснул под действием трипл-сека

И ходит теперь босым по глади своих лагун.

Снаружи – сто двадцать минус и кости твоих соседей,

Узор на стекле изыскан, как шрам на чужом плече

В углу очень робко – мама, когда мы уже приедем?

И если приедем, мама, скажи мне тогда - зачем?

Здесь все неживые, знаешь, давай будем лучше слушать,

Как тихо ложится снег на ржавые фонари.

Я слышала голоса. Сегодня они всё глуше.

Сегодня исчезло всё, с чем можно поговорить.

- Осталось недолго, дочь, троллейбус давно изношен,

И скоро утонет всё в сиреневой тишине.

Зима принимает формы усталых детей и кошек,

Зима привыкает к нам. И мы привыкаем к ней.