Кроссовки Фуфы

---

  Фуфа мечтала о кроссовках. Ее мечты переполняли котел соображалки, выходили из-под контроля, и все ночи напролет ей снились кроссовки: белые, черные, малиновые, на гидравлической подушке, со встроенными светодиодами или жидкокристаллическими мониторами, жалобно или радостно попискивающие, выделяющие запах французских духов при ходьбе, меняющие цвет, как хамелеон…
Мечты о кроссовках вытесняли все – желание слушать музыку, общение с друзьями, телешоу и прогулки на природе.
От постоянного думания о кроссовках у Фуфы даже аппетит пропал.

И, конечно, чемпионом по части воображения являлись стильные кроссовки, красные в черный горошек, с большими голубыми бантиками вместо шнурков. Фуфа представляла, что она находит их в лесу, подбирает и кладет под подушку…
Что приезжает ее американский дядя Слиппер, который давно, еще до революции, дал ноги из страны Восходящего Сапога в королевство Топтуна-Балаболки и, по слухам, сколотил там приличное состояние на съедобных подошвах, и привозит ей вожделенную обновку, вместе с большим чемоданом сосучих и жевательных конфет, и со своими съедобными подошвами – мечтой путешественника. Увы, от самого дядюшки Слиппера не было никаких новостей. Может, это все сказки, и он там работает уличным чистильщиком, а, может, и вообще давно умер.
Что ее друзья МакарУшка, Вальтер и Соня Маузер скидываются и покупают ей их в складчину на день рождения, и этот большой цветастый сверток, который лежит в углу – это и есть их подарок.
Что родители выиграли в федеральную лапту Золотой Сапожок, и часть денег дадут ей на ее усмотрение...
Каждое утро Фуфа с замирающим сердцем приподнимала подушку, осматривала квартиру в поисках большого крокодилового чемодана, с надеждой глядела в угол, – и, конечно же, ничего не находила. И, конечно, от этого настроение у нее каждое утро опускалось ниже плинтуса, волочась по полу заколдованной соплей несбывшегося.

И конечно, когда утром, кое-как запихнув в себя бутик с сыром и наскоро ополоснув мордашку, Фуфа появлялась на работе, всем окружающим, глядя на нее, было ясно: нет в жизни счастья…

Фуфа работала секретаршей в агентстве недвижимости. Капитализм относился очень предубежденно к ее способностям делать что-либо, кроме кофе для шефа и его гостей, но был падок на смазливость. А уж чего-чего, а этого Фуфе хватало. Конечно, при проходе по центральной аллее города самцовая часть населения не образовывала позади нее аккуратную поленницу, но пару-тройку восхищенно оценивающих взглядов Фуфа отлавливала как за здрасьте.

Вот, кстати, и факт недооценки Фуфиных умственных способностей, который в конечном итоге здорово отражался на ее зарплате, тоже не добавлял радости. Фуфа подумывала даже о том, чтобы найти другую работу, но это было нереально – в стране процветала махровая безработица, правительство свертывало социальные программы и развертывало коммерческие, Совет Сапожников раздирали склоки и междуусобная борьба за лучшие шкуры, пастбища для скота и прочие бывшие когда-то ничьими блага. Политики в кулуарах поговаривали, что каждому жителю страны в принудительном порядке имплантируют шагомер и будут снимать налог на износ дорожного полотна… В общем, для такого легкомысленного существа, как Фуфа, времена были не самые гм… благоприятные.

Да и что она умела делать? Ронять слезы на мелодрамах, вышивать и вязать крючком, выращивать маргаритки? Может, где-то на Диком Западе, в стране босоногих оленей,
какой-нибудь охотник-рыболов-натуралист и умилился бы ее художественным промыслом, граничащим с Божьим. И взял бы ее на довольствие с пользой для себя. Однако стране Восходящего Сапога нужны были и ценились совсем другие качества.
Фуфины друзья, хотя и тоже были из андерграунда, все же лучше вписывались в среду -
Макарушка работал в фирме по изготовлению электропастухов, Вальтер, несмотря на свою молодость, открыл фирму «Вальтер и маслята», а Соня Маузер работала в основном в качестве эскорта у иностранных туристов, ни в чем не отказывая ни себе, ни им.

А Фуфа только фыркала в ответ на предложения потенциальных кавалеров. Наверное, родители, в отличие от Фуфы имеющие практическую хватку – дали ей такое имя, осознав, что Фуфа своими асоциальными наклонностями с рождения отвергает и их ограниченность, и существующий строй.
Папа у Фуфы был исполнительным директором фирмы «ЗаготХвост», а мама была домохозяйкой, но с течением лет ударилась, и довольно серьезно, в движение за права женщин, феминизм. Да так основательно, что даже основала партию феминисток, возглавила ее и выдвинула свою кандидатуру на место члена парламента – небывалый случай в истории страны!
Толку-то, толку. Родители считали Фуфу непутевой и придерживались того правила, что мол, если они сами всего достигли в мире, то и их отпрыск, или точнее, отпрЫска, тоже должна всего достичь сама. И это в те времена, когда золотая молодежь шиковала и жировала на деньги правящих папашек! И даже денег на какие-то несчастные кроссовки не выпросишь. Спрашивается, где справедливость?

Фуфа уже давно жила одна – она хорошо относилась к родителям, но предпочитала делать это на расстоянии. Обычной воскресной клизмы типа : «Тебе уже ..надцать лет, а все еще в попе молодость играет!» - хватало на неделю.
В будние дни Фуфа приходила с работы, разогревала себе ужин, включала телевизор и плюхалась на диван.
Ее однокомнатная квартирка находилась на самой окраине Топтауна, в переулке Лыкового Колотушки. По слухам, был такой обувной кутюрье в древности. Правда, вторая версия происхождения названия намекала на неблагоприятное криминальное состояние в этом районе.
Как бы то ни было, Фуфа – то ли по причине недалекости или ювенильного пофигизма, то ли – латентного фатализма – не боялась и не задумывалась о возможных неприятностях, грозящих молодой симпатичной особе в позднюю пору на плохо освещенных задворках большого города.
Может быть, именно поэтому с ней никогда ничего не случалось.
Правда, был один раз, когда попытка внезапного сексуального домогательства превратилась для домогателя, судя по всему, в перманентное сексуальное недомогание…
Фуфа возвращалась домой с корпоративной вечеринки, и острые носки и шпильки туфель пришлись как никогда кстати, когда из подворотни на нее вывалился какой-то шкаф и пытался затащить внутрь, зажимая рот рукой. Первый удар каблуком по ноге заставил беднягу заорать нечеловечеким голосом и разжать руки. Фуфе хватило мгновения, чтобы развернуться и, размахнувшись со всей дури (которой, по словам ее родителей, Фуфе хватало), ударить насильника носком в пах. Судя по тому, что этот удар заставил его сдавленно замолчать, сползая по стенке - Фуфа попала. Поняв это, Фуфа достаточно неторопливо сняла туфли, оставшись босиком, а затем грациозно убежала в тьму переулка.
Испугалась она уже дома.

А на следующий день, решив, что ногой в пах бить как-то не по-человечески, она уболтала Соню и пошла с ней на секцию рукопашного боя… а через некоторое время они подружились с МакарУшкой и Вальтером. Между собой они называли секцию «вивисекцией». Макарушка даже однажды заявил Фуфе, что если ему суждено остаток жизни провести калекой, то пусть это произойдет от руки такой красавицы, как Фуфа, а не от бейсбольной биты его конкурента по бизнесу. Впрочем, что за бизнес, Макарушка не стал уточнять, только сказал, что это относится к сфере услуг, что-то вроде химчистки или выколачивания ковров.

Каждый из них пришел в секцию по своим причинам. Макарушка – повышать свой тетанус, как он сказал, не особенно уточняя, что это такое. Макарушка вообще был достаточно скрытен и любил говорить загадками. Однако на него можно было положиться.
Собственно, на секцию его привела Фуфа.
А познакомилась она с ним на дискотеке в порт-клубе, когда какие-то четверо парней попытались было грубо подъехать к Фуфе и Соньке Маузер.
Макарушка отвел одного из них в сторону, поговорил несколько минут – и парней как след простыл.
Собственно, особой необходимости их защищать не было, но сам факт показался Фуфе забавным, и она уболтала подозрительную Соню (увы, жизненный опыт так меняет людей!) познакомиться с этим, опять же, по выражению острой на язык Сони «рыцарем босячных дискотек».

Соня Маузер, бывшая одноклассница Фуфы, на самом деле была Соней Резун. Но ей не нравилась ни ее фамилия, ни ассоциации, которые она вызывала. Потому она прочитала свою фамилию задом наперед, подумала немного и взяла себе псевдоним, оказавшийся достаточно точным. Обычно в споре у Сони было больше всех аргументов, и если размахивать интеллектом и прочими достоинствами ей приходилось при свидетелях, ее противник обычно удалялся, обдатый ушатом словесных помоев, красный от стыда или злости. Поэтому через некоторое время с Соней перестали связываться даже «силовики» – Моня Кац, Торпеда, братья Блины и остальная шобла.
Этот опыт словесных, а иногда и физических перепалок, как рассказывала впоследствии Соня, очень пригодился ей при работе с клиентами, на которых неожиданные повороты сюжета (не всегда случайные, чего уж там греха таить!) порой производили такое действие, что перед ними меркла даже их казалось бы, врожденная скупость.

---