Я видел как будто воочию,

Как с низким прокаленным «до»

Несла себя сквозь перезревшие ночи

Европа тридцатых годов,

Как вдаль растекались заводы,

И жерла мартеновских ртов

Дробили остатки небесного свода

В скелеты военных флотов.

Я видел всё чётко и ясно –

Короткие стрижки в Бордо,

Хрустальную Ночь, голливудский блокбастер

Еврея с разорванным ртом.

Европа линяла из кожи,

Пытаясь догнать времена,

И лечь поудобней в прокрустово ложе.

В Брюсселе звенела весна,

В Германии плавили новые танки,

В Манчестере стыла руда,

В России в седой пустоте полустанка

Замёрз одинокий солдат.

Улыбки, глаза и шинели

Тонули в апрельской воде,

Под звуки гармошки и запах «шанели»

Европа рождала людей,

И снова ходили Аттилы

В стальных сапогах по мирам,

Где в сексе тонули роскошные виллы

И толпы кричали «ура»,

Где старая мать на вокзале

Тайком вытирала глаза,

Где немцы рвали на подтяжки Версали

В столетних Компьенских лесах.

Нет стопов и нет поворотов.

Я взгляда не мог отвернуть.

Я видел, как тихо въезжает Европа

В свою мировую войну,

Смотрел в чёрно-белые лица,

И снега просил к Рождеству.

Сгореть на костре или снова родиться –

Всегда будет что-то из двух.