Не защитная сфера – чуть защитная плёнка.

Будто кисточкой капля – на всё тело – елея…

Кто обидел поэтку – тот обидел ребёнка.

И от этого все мы поминутно взрослеем.

Посекундно, повздошно. Поконцертно, построчно.

Платья и унитазы – всё одно: «туалеты».

Это русская мова, это женская взрослость.

Кто совсем овзрослели – те уже не поэты.

Даже если втыкает Некто в темя иголку,

даже если по рифме мозг и сердце сочится, –

не поэты! А ляди. Вечновито ли толку,

если – не «амазонка», не «царица-волчица»,

а… редактор, издатель, литагент, модератор,

с ними пачка свидетельств и многая званий…

С перепугу заводит в Интернете Эрато

каталог из метафор для новейших названий –

у неё уже бизнес. Даром не раздаётся,

ибо Божьим кредитом на крови добывалось.  

И поэту от этой грязь-тоски остаётся…

Впрочем, их, бедолаг, всевеками спивалось.

У поэток – другое. Не себе выживают,

а – как издревле – детям. За «детей» прогиБАМы 

свято строят иные – да по первому лаю:

«Запиши меня, мама! Публикуй меня, мама!»

Мистер Хиггинс в журнале суть твою напечатал,  

о, прекрасная лядь! Только после отшколки.

Вечно-вита ли станешь, где опять вечно-вата?

Или вовсе без «вечно» – эти в темя иголки…

Не кольчуга, не щит, не бряцающий звонко.

Это русский язык, вековая расплата.

Кто обидел поэтку – тот обидел… котёнка.

У пантер и гепардов дети – тоже «котята».