Он решил, что не будет толку,

если дело пошло непылко,

и поставил тебя на полку

без пометочки на затылке.

Мол, постой, ну, а, если где-то

прояснится мне, - я тогда уж

долеплю тебя, моя детка,

и, наверное, выдам замуж.

И ушел, невесом, невесел,

с головой в поднебесный хаос…

А ты в этом же поднебесье

каменеть без него осталась.

Думал: может, без индульгенций

я кому-то ее отдам, а

там уже никуда не деться…

Не тревожить же мне Адама…

Ты стоишь, изнутри живая,

а снаружи тебя поймет ли

тот, кто горло не прижимая,

безустанно горланит йодлем.

Падай, падай, да осторожно –

он забывчив, но аккуратен.

Пусть присудит, отдаст, положит

в  одинокий горячий кратер.

Наградит, не тая ухмылки,

горлорезом, слепым и диким, -

ты же глина, песок, опилки

на руке своего владыки…

Хоть бы с кем-то, да не в обиде

поклоняться застылой нише…

Хоть разбей, только в этом виде

не оставь ее, о Всевышний!

Ей не выжить одной, без кожи,

там, где сытые только звери.

Отдохни и приди к ней позже –

шелкопряды твои созрели…