ПОМЯНЕМ | Публікації | Litcentr
28 Березня 2024, 13:38 | Реєстрація | Вхід

ПОМЯНЕМ

Дата: 22 Травня 2009 | Категорія: «"Золотий фонд" ресурсу» | Перегляди: 1307 | Коментарів: 2
Автор_ка: Александр МЕЖИРОВ (Всі публікації)

Поэт-фронтовик Александр Межиров

скончался сегодня в США на 86-м году жизни.

Как сказал народный художник России Борис Мессерер,

Межиров был «замечательным, тонким, трагическим поэтом,

человеком, занимавшим серьезные общественные позиции.

Это особенно наглядно проявилось в 50-60-е годы

прошлого столетия, когда он со своим опытом прошедших

военных лет стал предтечей поэтов «шестидесятников»

Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского."

Александр Межиров будет кремирован в США,

а его прах будет захоронен в подмосковном Переделкине.


Газета.ру
-------------------------------------------------

ВОСПОМИНАНИЕ О ПЕХОТЕ

Пули, которые посланы мной,
не возвращаются из полета,
Очереди пулемета
режут под корень траву.
Я сплю,
положив голову
на синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву.

Я подымаю веки,
лежу усталый и заспанный,
Слежу за костром неярким,
ловлю исчезающий зной.
И, когда я
поворачиваюсь
с правого бока на спину,
Синявинские болота
хлюпают подо мной.

А когда я встаю
и делаю шаг в атаку,-
Ветер боя летит
и свистит у меня в ушах,
И пятится фронт,
и катится гром к рейхстагу,
Когда я делаю
свой
второй
шаг.

И белый флаг
вывешивают
вражеские гарнизоны,
Складывают оружье,
в сторону отходя.
И на мое плечо
на погон полевой, зеленый
Падают первые капли,
майские капли дождя.

А я все дальше иду,
минуя снарядов разрывы,
Перешагиваю моря
и форсирую реки вброд.
Я на привале в Пильзене
пену сдуваю с пива.
Я пепел с цигарки стряхиваю
у Бранденбургских ворот.

А весна между тем крепчает,
и хрипнут походные рации,
И, по фронтовым дорогам
денно и нощно пыля,
Я требую у противника
безоговорочной
капитуляции,
Чтобы его знамена
бросить к ногам Кремля.

Но, засыпая в полночь,
я вдруг вспоминаю что-то,
Смежив тяжелые веки,
вижу, как наяву,
Я сплю,
положив под голову
синявинские болота,
А ноги мои упираются
в Ладогу и в Неву.



СЕРПУХОВ

Прилетела, сердце раня,
Телеграмма из села.
Прощай, Дуня, моя няня,-
Ты жила и не жила.

Паровозов хриплый хохот,
Стылых рельс двойная нить.
Заворачиваюсь в холод,
Уезжаю хоронить.

В Серпухове
на вокзале,
В очереди на такси:
- Не посадим,-
мне сказали,-
Не посадим,
не проси.

Мы начальников не возим.
Наш обычай не таков.
Ты пройдись-ка пёхом восемь
Километров до Данков...

А какой же я начальник,
И за что меня винить?
Не начальник я -
печальник,
Еду няню хоронить.

От безмерного страданья
Голова моя бела.
У меня такая няня,
Если б знали вы,
Была.

И жила большая сила
В няне маленькой моей.
Двух детей похоронила,
Потеряла двух мужей.

И судить ее не судим,
Что, с землей порвавши связь,
К присоветованным людям
Из деревни подалась.

Может быть, не в этом дело,
Может, в чем-нибудь другом?..
Все, что знала и умела,
Няня делала бегом.

Вот лежит она, не дышит,
Стужей лик покойный пышет,
Не зажег никто свечу.
При последней встрече с няней,
Вместо вздохов и стенаний,
Стисну зубы - и молчу.

Не скажу о ней ни слова,
Потому что все слова -
Золотистая полова,
Яровая полова.

Сами вытащили сани,
Сами лошадь запрягли,
Гроб с холодным телом няни
На кладбище повезли.

Хмур могильщик. Возчик зол.
Маются от скуки оба.
Ковыляют возле гроба,
От сугроба до сугроба
Путь на кладбище тяжел.

Вдруг из ветхого сарая
На данковские снега,
Кувыркаясь и играя,
Выкатились два щенка.

Сразу с лиц слетела скука,
Не осталось ни следа.
- Все же выходила сука,
Да в такие холода...

И возникнул, вроде скрипок,
Неземной какой-то звук.
И подобие улыбок
Лица высветило вдруг.

А на Сретенке в клетушке,
В полутемной мастерской,
Где на каменной подушке
Спит Владимир Луговской,
Знаменитый скульптор Эрнст
Неизвестный
глину месит;
Весь в поту, не спит, не ест,
Руководство МОСХа бесит;
Не дает скучать Москве,
Не дает засохнуть глине.
По какой-то там из линий,
Славу богу, мы в родстве.

Он прервет свои исканья,
Когда я к нему приду,-
И могильную плиту
Няне вырубит из камня.

Ближе к пасхе дождь заладит,
Снег сойдет, земля осядет -
Подмосковный чернозем.
По весенней глине свежей,
По дороге непроезжей,
Мы надгробье повезем.

Родина моя, Россия...
Няня... Дуня... Евдокия...


* * *

Мы под Колпином скопом стоим,
Артиллерия бьет по своим.
Это наша разведка, наверно,
Ориентир указала неверно.

Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет.

Мы недаром присягу давали.
За собою мосты подрывали,-
Из окопов никто не уйдет.
Недолет. Перелет. Недолет.

Мы под Колпиным скопом лежим
И дрожим, прокопченные дымом.
Надо все-таки бить по чужим,
А она - по своим, по родимым.

Нас комбаты утешить хотят,
Нас, десантников, армия любит...
По своим артиллерия лупит,-
Лес не рубят, а щепки летят.


КОММУНИСТЫ, ВПЕРЕД!

Есть в военном приказе
Такие слова,
На которые только в тяжелом бою
(Да и то не всегда)
Получает права
Командир, подымающий роту свою.

Я давно понимаю
Военный устав
И под выкладкой полной
Не горблюсь давно.
Но, страницы устава до дыр залистав,
Этих слов
До сих пор
Не нашел
Все равно.

Год двадцатый,
Коней одичавших галоп.
Перекоп.
Эшелоны. Тифозная мгла.
Интервентская пуля, летящая в лоб,—
И не встать под огнем у шестого кола.

Полк
Шинели
На проволоку побросал,—
Но стучит над шинельным сукном пулемет.
И тогда
еле слышно
сказал
комиссар:
— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!

Летним утром
Граната упала в траву,
Возле Львова
Застава во рву залегла.
«Мессершмитты» плеснули бензин
в синеву,—
И не встать под огнем у шестого кола.

Жгли мосты
На дорогах от Бреста к Москве.
Шли солдаты,
От беженцев взгляд отводя.
И на башнях,
Закопанных в пашни «KB»,
Высыхали тяжелые капли дождя.

И без кожуха
Из сталинградских квартир
Бил «максим»,
И Родимцев ощупывал лед.
И тогда
еле слышно
сказал
командир:
— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!

Мы сорвали штандарты
Фашистских держав,
Целовали гвардейских дивизий шелка
И, древко
Узловатыми пальцами сжав,
Возле Ленина
В Мае
Прошли у древка...

Под февральскими тучами
Ветер и снег,
Но железом нестынущим пахнет земля.
Приближается день.
Продолжается век.
Индевеют штыки в караулах Кремля...

Повсеместно,
Где скрещены трассы свинца,
Где труда бескорыстного — невпроворот,
Сквозь века,
на века,
навсегда,
до конца:
— Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!






2 коментарі

avatar
* * *
Покинуть метрополию и в лоне
Одной из бывших, всё равно какой,
Полусвободных, но ещё колоний
Уйти, как говорится, на покой.

Остаться навсегда в былых пределах
Империи и очереди ждать
Без привилегий, в дом для престарелых,
Где тишь да гладь да божья благодать.

И дряхлостью своей не отягчая
И без того несчастную семью,
Дремать над кружкой испитого чая,
Припоминая смутно жизнь свою.

Смотреть, как снег в окошке тает ранний,
Со стариками разговор вести.
Но это ли предел твоих мечтаний –
Концы с концами всё-таки свести?

Напрасно люди сделались истцами,
Жизнь всё равно отвергнет счёт истца, –
В ней никому свести концы с концами
Ещё не удавалось до конца.

О временах стыда и унижений
Строку из крови, а не из чернил,
Рязанский Надсон, всероссийский гений
Со скифского Олимпа уронил.

И многоточье предстоит поставить
Во всю строку, чтоб не сойти с ума.

..........................................................

Вернуться в метрополию, хотя ведь
Она теперь колония сама.

Истаяли в кромешном отчужденье
Прибрежная косая полоса,
Все свечи в маяках её, все тени,
Знакомые когда-то голоса.

Здесь вовсе о тебе забудут скоро,
Здесь без тебя полно забот. И вот
Взойдёшь на паперть чуждого собора,
Где кто-то что-то всё же подаёт.

Где грубые твои мольбы и пени
В сугубую сольются Ектенью
И трижды снегом лягут на ступени
И на седую голову твою.

1987

* * *

Кураторы мои… Судить не буду
Искусство ваше, ваше ремесло.
Немыслимое бремя на Иуду
По наущенью Господа легло.

Полуночные призраки и тени,
Кураторы мои, ко мне звоня,
Какое ни на есть, но развлеченье
Вы всё же составляли для меня.

И до сих пор на адском круге шатком,
Не позабыть и не припомнить мне
Полуседого полиглота в штатском
И жилистого лётчика в пенсне.

Проследовал за мной за океаны
И дружеской заботой обложил
Меня полуариец полупьяный,
Тверского променада старожил.

Кураторы мои… Полуночные
Звонки, расспросы про житьё-бытьё,
Мои родные стукачи России,
Мои осведомители её.

1994

avatar
Пусть земля будет пухом Поэту...

Залишити коментар

avatar