Свечение такое приятное...
* * *
Свечение такое приятное откуда-то исходит,
и розы такие кофейные на прилавке,
и доченьки светловолосые слева-справа,
и Питер Пэн, летающий мальчик, уже где-то здесь
невдалеке возносится.
И часы на башне: бом, бом.
А ты свои, наручные, подносишь к уху:
идут.
* * *
Ты чувствуешь,
как оно колышется и гремит?
Появляется, втекает в комнату,
поворачивается и возникает,
выключается, включается, светится,
поворачивается и колышется.
Позвякивает и улыбается,
смотрит и не отводит глаз,
не раскрывает себя — и гремит.
Тихо летит, не называя себя, летит.
Загадывается — и не сбывается,
молчит и улыбается.
Каждый день, каждый божий день,
после шести в твоей комнате...
Колышется. Гремит.
* * *
Сегодня
обрабатывал мебель полиролью,
чтобы блестела она так,
как уголки желтых чемоданов блестят.
А они летают себе,
плавают в воздухе,
фигуры выделывают невозможные,
славно идут! —
словно уголки жёлтых чемоданов,
словно мебель, обретшая лицо.
* * *
В Крыму нечасто заметишь
рисунок на оконном стекле,
и редко увидишь,
как девушку на саночках катят,
и редко ладошку подставишь снежинкам
изумительной красоты,
и редко детей встретишь, слепливающих
снежинки в уродливые комья,
и нечасто будешь рассказывать,
как приятно идти по свежему снегу
и оставлять следы раньше всех,
и как мальчик варежку потерял
и не заметил.
* * *
Чудо — это когда идёшь ты
по Симферопольскому вокзалу
и хочется тебе какой-нибудь пирожок,
и голос раздаётся призрачный,
и миражи электричек движутся
медленно и беззвучно,
и троллейбусы подкатывают бесшумно
с их фантастическими ценами
и неживыми пассажирами,
и кажется, дотронешься до кого-нибудь
в зале ожидания — а он тут же исчезнет.
И думаешь: где же Он, раз Он есть?
А к тебе подходит кто-нибудь и говорит:
хочешь какой-нибудь пирожок?
* * *
Дал мне телефон и говорит:
теперь и у тебя будет телефон,
теперь и ты будешь как человек.
И вот еду в электричке,
стою в тамбуре, и пар изо рта идёт,
руку закоченелую засовываю в карман,
а там телефон,
тёплый.
* * *
Не прислоняться.
Не открывать при по́днятом токоприёмнике.
Наверное, освободятся места в Бахчисарае.
Бабушка несёт яички беленькие
в пластиковом ведёрке жёлтеньком.
Внученька, ясная и восковая,
невдалеке стоит, тихо воспламеняется.
Дедушка, седой, с белой головой,
с аккордеоном идёт. Слепой.
И гармония в этом во всём видится,
хотя на самом деле
всё это у нас в первый раз.
* * *
Подняться по лесенке-чудесенке.
Обменяться с кофейным аппаратом
поклонами.
Подняться на кабинке-невидимке.
Опрокинуться как кофейник.
Лежать и,
не видя, как бежит млечный путь,
ждать, когда начнётся любимый
из самых любимых снов —
мармеладный сон.
А там уже и рукой подать.