Из архивов Одувана
Сегодня один пассажир в троллейбусе: «Как это странно, как это здорово, что Вы произносите слова: искусство, Моцарт, Россини. В наше время! Неужели всё это еще живо?!
Сквозь колючие проблемы,
Сквозь раскормленные стены
Пробираюсь так не в тему
Я на солнечную сцену.
Здесь сосною пахнут доски, —
Ярким танцем насквозь стёрты.
Дышат свежестью подмостки,
Смело гонят кровь аорты.
Здесь вместилище простора
Беспощадное — до крика.
Ядовито мухомором,
Несусветно, многолико.
Я хожу по старым доскам.
В зале пусто. Незаметно.
То, что счастлива я броско,
Беспричинно, беззаветно.
Я нашла цветастый дождик.
Отзвучал на ёлке. Грустно.
Поклонюсь ему. Поклонник
Жизни тайной до искусства,
Жизни яркой — до аккордов,
Разбегающихся грозно!
Дождик спит за сценой гордой,
Половецкой и нервозной.
Мой сегодняшний прохожий!
Мир у музыки не отнят,
Он весь в нас, на нас похожий,
Пусть не принят, пусть не понят,
Пусть завален тяжким матом
Улиц, времени и быта.
Жизнь ни в чем не виновата,
В том, что брошена-забыта…
Еду, еду сквозь базары.
Вам, в троллейбусовой сини
Пусть раздастся, как литавры
Имя звонкое Россини.
Я везу в кармане дождик
Облетевший и уставший.
Он, как истинный художник,
Шелестящий и блестящий, —
Луч звезды над Вифлеемом,
Имя тайное: Россини.
Я ищу себя не в тему
В солнечной искусства сини.
Я ищу там всех знакомых,
Всех друзей и всех прохожих.
Пусть шокирует истома
Вылезания из кожи!
1997