Умоляю, не слушай того, кто тебя предаёт,

Кто шипит за спиной и плюётся отборнейшей грязью…

Обработаны раны прозрением — щиплет, как йод,

Расползлись по углам утешители — больше не дразнят.

Обо мне не расскажут хорошего — и не мечтай,

А плохое сама распишу — достоверно и в красках.

Только пальцы изранены в кровь рукоятью меча

И обмякла душа, неосознанно требуя встряски.

Я кругом виновата — «Титаник» пустила ко дну,

Разбудила Везувий, угробила всех динозавров,

Охладила Гольфстрим… Неужели, оставишь одну —

Виноградной слезой омывать беспросветное завтра?

Я оставила гордость у самой последней черты,

За которой уже не зазорно вставать на колени,

Но твои корабли прибывают в чужие порты,

А мои — на мели, безуспешно сражаются с ленью.

Хладнокровие — блеф, если сердце распахано сплошь,

Оклеветана совесть — и всё же чиста, без осадка…

На окрестных полях колосится ядрёная ложь:

Одному тошнотворна, другому — покажется сладкой.

Любопытных «друзей», что желают насильно добра,

Обхожу стороной, сокровенное пряча поглубже —

Посылаю к чертям, ни один из которых не брат,

Сторожу облака и ботинками меряю лужи.

С каждым вдохом слабею. Прости — я уже не могу…

Учащается пульс, но удары — всё глуше и глуше…

Согреваю любовь мимолётным касанием губ,

Исступлённо шепчу: «Никого, умоляю, не слушай!..»