Дмитро Дедюлін «Закат»
Дата: 07 Жовтня 2019 | Категорія: «Поезія» | Перегляди: 7762 | Коментарів: 0
Автор_ка: Дмитро Дедюлін (Всі публікації)| Редактор_ка: Сергій Стойко | Зображення: Анна Ютченко
Дмитро Дедюлін народився в 1979 році в Харкові. Навчався на філологічному факультеті Харківського національного університету імені В. Н. Каразіна. Закінчив Національні курси іноземних мов за фахом «англійська мова». Працював техніком у лабораторії наукового інституту, робітником на заводі, продавцем, був приватним підприємцем. Вірші і оповідання виходили друком в альманахах «Левада» та «Артикуляция», часописах «Союз писателей», «Воздух», «Контекст», «Дети Ра», «Харьков — что, где, когда», «Вещество», «Двоеточие», «Лиterraтура», інтернет-виданнях «Новая реальность», «Кочегарка», «Полутона», на порталі «Мегалит» тощо. Укладач та один з авторів колективної збірки прози «Три кита» (із Олегом Петровим та Сандрою Мост; Харків, 2017), автор збірки віршів «Зеркальные метаморфозы» (Москва, 2019). Шорт-листер літпремії «Кочегар» (2017). Живе в Харкові.
СКЛАДЕНЬ СУЧИЙ
1.
а вот хорошее дешёвое лекарство – его не надобно – нам нужно заменить его
на дорогое – праздник смерти пусть празднует Валгалла на костях героев
разных – север всех приветит и всем найдёт приют в своём краю – мы ж
будем стадо стричь – мы злые перцы – когда-то на районе вечерком сидели
с девками, курили пиво и тут один идёт хороший мальчик – по шее дали
отобрали деньги – пусть катится по трассе ветерком – теперь мы президенты
корпораций – а наши братья заседают в Думе или в Раде – я к президенту
прихожу на ужин и задаю один вопрос крамольный – шучу, шучу, родные вы
мои – когда ж мы купим по дешёвке волость где трудится крестьянин
торжествуя, когда разделим воздух, реки, горы? – и наша длань сожмёт вас
пятернёй – несчастные ацтеки, сучье семя – так падайте как листья на ветру
а мы? – мы привезём сюда китайцев, поселим здесь и племя узколобых здесь
будет ниву засевать и пашню и Господа свово благодарить
2.
мой милый ангел, я живу один во мраке – в туннеле ползаю – ловлю одних
клещей, но всё же знаю – жизнь моя ужасна как вой собаки, как Тартара имя
и я приветствую своих героев идущих темноте как вы и я – но всё же, ангел,
жить нам трудно – всё же я наблюдаю верную такую дорогу меж сугробов
дохлых и мимо свалок, мимо беглых тёток сбежавших от мужей и от детей
и я иду к рассвету расставанья, к пожару юности, к зелёному закату
и к ангельскому зеву белых тёлок что ноги расставляли предо мной – иду
туда где скроемся как были – в нелепых шапках, в юности убогой где
шлялись по дорогам бренной пыли и пили водку – тёмные объятья ужасных
баек были как кусты где мы рояль скрывали белый светлый и вундеркинд
играл на нём сонаты и мы там прятались ужасны и просты – в тени рояля
меж кустов зелёных и плакало над нами мирозданье и пьяный ветер очи
холодил
ЗАКАТ
Марине Диденко
с гусарами он вермут пил, на философском факультете образованье
получил – а я следил за ним с тоскою, а я платочек мял в руках – ну, милый, я
тебя не стою – всё потому что я – вайнах! всё потому что ангел алый
спустился с каменных небес и всё раздал – кому попало осколки золотых
завес – себе я взял одну и что же? – она бирюлькой золотой попала под седую кожу а я стоял как мир пустой и наблюдал – о Боги Боги зачем мы Господу равны? и что останется в итоге от этой ангельской страны в которой
бродим – ищем бреши в огромном ельнике густом а Бог – Он чем-то
занавешен и отдыхает под кустом? и на пути упали люди под тень
развесистой сосны и мы с тобою тоже будем в краю надежды и весны глазеть
на море, лайкать облак и памятью и красотой прельщаться чтоб святая вобла
плыла под пламенной водой
БРАВУРНЫЙ МОВЕТОН ЗОЛОТОГО ВЕКА
Пушкин – он же Лжедмитрий – обезьянка Николая Первого – любимый наш
поэт тоже был извозчиком в холодном Петербурге, понукал лошадь кнутом,
бранил собеседников сидевших рядом на облучке – то Вяземского
то Боратынского и возил клиентов до самого утра то на Нарвскую заставу
а то в «Финский Бор», название модного болота, с морошкой и клюквой где
они блуждали по узловатым тропкам отодвигая чёрные ветви ельника
в поисках Чуда-Счастья а оно сидело и куковало на пне похлопывая
совиными глазами и глядя на какую-то точку в пространстве оказавшуюся
мечтой одинокого поэта сидящего в унылой конуре и строчащего
повестушку для «Библиотеки школы и юношества» чтобы наши школьники
росли бравыми солдатами и полезными деятелями искусств а девицы
голубоглазыми Мальвинами и чтоб не один Пиноккио соблазнился их
красотою и сделал бы предложение о душевном счастии которого стоит
только мечтать одиноким девственникам нежащимся в своей постели и
попивающим холодный кофе помешивая его ложечкой для сахара и
сахарными щипцами
* * *
все крепки своей головой но никто не захочет в конвой – в этот круг золотых
удальцов становиться и с мордой рябой говорить: «как мы ждали всех вас – посмотрите на иконостас – в середине лежит пустота – от неё же на руки
Христа льётся свет но какой-то такой что сравним с этой тёплой водой что
течёт в пустоте между трав во дворе дорогого Петра – за воротами Рая увы
не сносить тебе, волк, головы и мелькают лишь тени меж фраз словно пули
чьих правильных трасс не смогли избежать молодцы – все мы – дети но
где-то отцы ходят в тучке теснясь кучевой вот поэтому этот конвой охраняет
меня – подлеца – я вам, дети, заместо отца и скитаюсь в огромной ночи, всех
пытаюсь горилкой лечить но приходят во тьме без конца только псы –
окружают отца – тихо воют и мелко дрожат – только псы темноте подлежат»
УЛОВКИ ХЛОПОТНЫХ ДНЕЙ СОЛОНЫ И НЕЛЕПЫ
если Вам с Вашей Истиной хорошо и страшно то и Бог с ним а мне с моей
Истиной всё плохо – увы – Она не слушается меня – Она ускользает от меня
от моих объятий – и я нахожу её на дне недопитых и влажных винных бокалов но Она испаряется чтобы снова воскреснуть в виде невнятного облака нашей любви и наших надежд которое стоит на горизонте и моргает и слепнет глядя на нас – отчаянных бронтозавров, сельских диплодоков и бронзовых кентавров застывших в разных и приличествующих случаю позах
и нашедших себе применение как гладкие подставки для обуви, вешалки для
гардероба и пресс-папье для ценных бумаг лежащих на зелёном сукне стола
что стоит в розовой гостиной слегка озарённой солнцем и баюкающей
пыльный луч скользящий по кожаным диванам и по настенным коврам
а также по тем старым фотографиям что одни приближают нас смотря
на мир из того прошлого которое было нами а стало тем самым мифом
который мы таим в глубине сознания глядя на розовый блик горящий
на изображении как будто увеличивая и без того заманчивую перспективу
и делая её для нас родной и неизбывно дорогой как последний день летних
каникул в шестом классе золотых времён когда я ещё учился быть учителем
и маленьким животным но не достиг в этом нужного успеха а стал таким
каким я есть сейчас – пустым объёмом внутри куба вращающегося
на подвижном постаменте на выставке художника-авангардиста
Я ТАНЦУЮ ДЖИГУ НА КЛАДБИЩЕ
конъюнктурщик, «конъюнктрущик» – новое слово – а не ошибка как вы
могли бы подумать – а я думаю что новый альбом фейса – это очередная
маска золотого конъюнктурщика – извините, мои милые ребята – я не верю
в незабвенных благородных героев поскольку всё сверхразумное изгнано
из этого царства любви и богатства – да – а только сверхразумное заставляет
человека быть благородным – а фейс думал наверное: «поиграюсь во фронду
и срублю бабла» – мелкие мысли в тени сознания плюс, я думаю, им
руководило более осознанное желание стать новым героем (в этом возрасте
это простительно) и он полез на котурны (примечание – пришейте к делу – любое нынешнее сознание – сознание современных людей – шизоидально) – но вот плоские альбомы непростительны в любом возрасте, мои зилоты – он
плоско пошутил и он изгнан из той страны где дарят любовь и цветы
для вящей красоты смиренным рэп-звёздам – читай: тёлки дают в гримерке – бедный фейс, тебе ведь многое нужно понять – например, что всё в этом мире двойственно и тд – так что надевай, дорогуша, дождевик и жди что на тебя польются потоки грязной воды – это воды из того отстойника куда утекла струйка мочи которой ты опорожнился в сияющем благоухающем туалете недешёвой гостиницы номер в которой снял для тебя твой антрепренёр
ПОД МУЗЫКУ ВИВАЛЬДИ МЫ ПРИМЕРЯЛИ ПАЛЬТЫ
под музыку восемнадцатого века и кивающих каналий держащих в руках
голубые конвалии разваливается Вселенная – корабли плывут куда-то вдаль,
белые как бумажные шарики или шапки для маляров – школа закрыта
отзвенели звонки, нет никаких каденций и только меняют оконные рамы
в «А» классе а в «Б» покрасили парты и маляр написал слово «хуй» на доске
найденным цветным мелком и тут же стёр потому что школьный завхоз
проверяет как они споро работают, смотрит на качество, считает материалы
с шумом бегая по лестницам в этот прохладный летний день и изредка глядя
в окно на шумящую ночную берёзу заслоняющую солнце и превращающую
день в вечер когда уже хочется приготовить себе яичницу с луком и пару
бутербродов с колбасой и лечь спать предварительно прочитав пару страниц
одного научно-фантастического и завлекательного романа то ли братьев
Лукьяненко то ли Рэя мать его Брэдбери – народного героя и баснописца –
бред бери и говори но не тужи проваливаясь в сон в котором разваливается
Вселенная под музыку восемнадцатого века
НАША ПОДЛИННАЯ РОДИНА – ЭТО ЦАРСТВО МЁРТВЫХ
Хэллоуин – это наш единственный правдивый религиозный праздник – надень, сынок, пустую тыкву на голову – вместо рогов привяжи себе свечки
к ушам – пусть воск капает на голову – долой пошлый стеарин! – надень
чёрное трико с привязанным к нему хвостом из мочалки и прицепи к ногам
пластиковые копыта и так иди по улицам родного города, пригорода или
села – впрочем можешь праздновать и на чужбине – заходи в кафе, бери пиво
спрашивай у девушек который час, раздавай автографы – ты король на час,
шут на минуту, ибо пока длится этот праздник ты – велик – ад раскрыл свои
ворота и выпустил своих обитателей на землю – пусть гуляют, пусть
наслаждаются жизнью из плоти и крови которой им почему-то так не хватало
на берегах Стикса – там нарвав асфоделей у серых прудов они будут
вспоминать этот час и будут ждать когда он повторится – время мёртвых
овладевших живыми и впрягших их в свою повозку погоняя их кнутом
с шипами – несись, таратайка – лети и если мы разобьёмся – это будет
достойный конец славных поколений обретших родину и счастье в борьбе
за свободу
UNFORGIVEN
мы ходили в ночной клуб «Ковбой», пили пиво и слушали блюз – между этой
девой и мной была любовь – думайте что хотите но я не смеюсь – я падал
в её золотые глаза – она была куклой сшитой из алой парчи – я доставал из
кармана бубнового туза и шептал ей: «молчи» но она не молчала – она
кричала: «отстань – разве не видишь – мы тут не одни и мы оба встали в такую рань чтобы запереть на ключ эти чёрные дни» но один из них
выскользнул – один из них нас нашёл когда мы оба напились пьяными и
играли на тонкой струне – вокруг плясали ангелы тёмными павианами а мы
увидели звезду в том чёрном окне где примостился день и звезда упала прямо
на нас – как мне ещё рассказать про эту хрень? но я никогда не забуду,
любимая, твоих тёмных чёрных глаз
* * *
плоть – это опора Духа в сих измерениях – в этом гиблом месте где сидят
на насесте – а атеисты так же забавны как и ортодоксы – они ощупывают
землю пустыми ногами – они танцуют на ней сапогами а потом
выковыривают из неё трюфеля своими грязными небольшими руками –
больше мне про атеистов нечего сказать – они начинают руками вязать
маленькие повозки из чистого хрусталя – как их носила земля? – как их
вынесет космос из нашего космического корабля? – «поздно, мой милый
Эвтерпий» – сказала красотка пыля и уезжая на самокате в самую глыбь из
глубин – «Балладу о неизвестном солдате» читает тот кто остался один
O MAMMA MIA!!!
в нашем цирке тонкий английский юмор будет гимнастом а мы будем
подпрыгивать и хлопать в ладоши и всплескивать руками пока он будет
выделывать свои антраша под куполом расшитого шапито – в это время
клоун выкатит бочку с водой и поставит её на середину арены и вот когда
английский юмор сорвётся со своего каната он упадёт прямо в эту бочку
обрызгав нелепого клоуна а шест гимнаста упадёт на головы жителей
галёрки – и вот тогда английский юмор встанет, неторопливо вылезет из
бочки и пойдёт по своим делам раскачиваясь, корявой морской походкой
а клоун будет веселить публику ища английский юмор по всем закоулкам,
растопыривая руки, выпучивая глаза и выкрикивая те пристойные
заменители матерных слов которые знаем мы все и которые иногда
произносим в соответствующей обстановке и соответствующей компании –
тем более что английского юмора всё нет и нет а клоун тоже ушёл куда-то
погулять опоясавшись голубым фартуком и обув руки в белые перчатки а мы
всё стоим и ждём с моря погоды и не знаем как начать наш разговор пока
ветер надвигается с моря и какое-то солнце как тонкогубый гимнаст
кувыркается и кувыркается над шагреневыми облаками
ЛУИ АРМСТРОНГ ИГРАЕТ БЛЮЗ
плавно перемещаюсь в страну старпёров где буду танцевать чечётку и играть
на трубе – здравствуй, моя розовая радость – жизнь – моя сестра, смерть –
моя душеприказчица – мы будем танцевать с тобой на гробах выделывая
немыслимые па и пусть та женщина что продала нам две пары эскимо тоже
поёт – жизнь – моя радость, смерть – моя сестра – мы танцуем на гробах –
присядь, моя радость, и отдохни, а ты, сестра, играй на трубе – пусть твой
чистый голос взовьётся вместе с переливами трубы – играй, моя радость,
играй и мы отдохнём под шумящим дубом на серой тропе ведущей
к одинокому озеру где круги от капель дождя расходятся по воде
НЕМНОЖКО ОБ ОДНОЙ ПРОФЕССИИ
дорогие редакторы ищут ужасных и замшелых вшей в тихом неподвижно
лежащем допотопном тексте – они расчёсывают строчки так плотно
прилегающие друг к другу как липкие волосики на грязной голове и ищут
бледно-розовых гнид перебирающих лапками а потом берут их и кладут
на выпуклую плоскость ногтя и давят – розовая кровь так и брызгает
из-под ногтей и лицо редактора светлеет – довольный он идёт на кухню и
открывает банку с пивом, сидит и пьёт один в тишине созерцая как стрелки
прекрасно крутятся на круглом циферблате дешёвых китайских часов
работающих на батарейке – стрелки вращающие Землю так как редактор
вращает круглую голову текста перебирая цепкими пальцами волосы строчек
и неподвижно всматриваясь в что-то одно видимое ему там – за текстом –
на белом поле ослепительно снежной и нежной кожи бумаги
ОДНА ДУША НА ВСЮ КОРОЛЕВСКУЮ СЕМЬЮ
мы – перепутанные куски какого-то невзрачного текста который был
разорван жадными руками пожирателей смерти и пляшем на тусклом огне
свечи выпуская синее пламя из своих глубин пока буквы съёживаются в этой
огненной дыре сквозь которую видно тьму, заплесневевшие колбы, метёлки
в углу, реторты и красный колпак хозяина который был раньше шутом
в королевстве а теперь работает смотрителем Башенных Часов заводя их
аккуратно – раз в сутки чтобы они показывали время утекающее от нас как
вода сквозь пальцы из треснувшего внезапно кувшина, каплющее со светлого
круга где обозначены циферки и проворные стрелки бегут по ним в надежде
догнать нас но мы уже там – в огненном круге горящей рукописи падающие
чёрными хлопьями пепла на пол и испаряющиеся тонкой струйкой дыма
прямо в небосвод – на благословенные ангельские небеса смотрящие на нас
круглым оком оконца в середине купола этого старого здания повидавшего
и набеги корсаров и войска британцев – как же без них – высаживавшихся
здесь во славу королевы Виктории и короля Эдуарда – благословенных
монархов – прими Господи их душу
HOW DO YOU DO MISTER FILIN?
на мою белоснежную бабочку которую я хотел прицепить к шее надев фрак
наступила Алиса Селезнёва – мерзкая девочка – исчадье ада – семь волосков
из бороды пророка не искупят и не упустят её преступление – плавится
на огне амальгама золотого зеркала куда смотрелась Алиса – беспечное
дитя – вон проскакал Белый Кролик с неизвестной планеты а вон аист
подчинился заклинателям вуду вызвавшим жёлто-серых змей на горячий
песок эстрады – вот ещё один клоун выступит и споёт песню а Алиса
Селезнёва наступит на его бабочку своей красивой жестокой ножкой –
Алиса, прости меня за то что я проклял тебя за белоснежную бабочку,
за горячий песок арены и за Белого Кролика который был на самом деле
мной но жившим в лучшем из миров и потому имеющим большие уши,
маленький хвост и белую стрекозу любви которую он сжимал в кулаке грызя
морковку и смотря на свою тень изменявшуюся по мере того как солнце
ползло с Востока на Запад а может быть уходило в заоблачные Эмпиреи