Аліса Волкова «Ультразвук»
Дата: 01 Липня 2017 | Категорія: «Поезія» | Перегляди: 1664 | Коментарів: 0
Автор_ка: Аліса Волкова (Всі публікації)| Редактор_ка: Дмитро Авер'янов
Аліса Волкова — поетка, фотографиня, перформерка, акторка плейбек-театру. Народилася та живе у Харкові. Закінчила ХНУ ім. Каразіна кафедру ядерної та медицинської фізики. Авторка збірок поезії («В одной камере с самим собой», «Выдуманные Боги»), низки журналів, учасниця творчих вечорів та фестивалів (Сусідній світ, Я і Села Брук, Авалгард, Запорізька книжкова толока, Молода Слобожанщина etc), переможиця літературних слемів, організаторка та учасниця заходів експериментальної поезіі, музики, театрів.
Рвется лента
Отпускает за минуту до полного мрака,
накрывающего до третьего глаза от пяток,
пока держишь в себе этот крик невнятный
незаметный для случая частного,
впаянный намертво.
Я поток перманентно слышу острым, чистым -
оператор сетей надломанных идеалистов
в глубине кристаллической серой призмы,
медитируют тексты свои разбитые
и бесчисленность звезд лабиринта
собирают в картины квантовой нитью.
Не сменяя времени суток на точную магистраль,
я вплетаю в звучание хриплую вертикаль,
отрицаю подобие беглым скользящим послам,
что не знают язык и требуют всех молчать.
Плавится стон на лезвии света,
не достигая точки кипения,
будто обратная связь в легенде
рвется
сотканной из бесконечности
лентой
Постижение тени
Постижение тени
будит небесность
лезвием,
буреломы и горный хребет,
исток и устье.
Отбеленное темечко, сердце, кровавый сгусток
отрывают концовку от копии,
изменяют синонимы
и черту вырезают грубую.
Этот шов симулирует невесомости символ по всем канонам,
продолжая бежать эмоции диким слогом.
Я не знаю ни ноты из джаза теней, что рвутся
в миллионной квартире,
синхронной улице,
взлетном седом пунктире.
И отчаяние тихим шелестом режет тонкую кожу,
чтобы выпустить солнцем жженое
вещество
до костного хруста,
и услышать его без контура, хроноса, мертвой музыки.
Ультразвук
покидая замкнутый круг
в пространстве рождается звук
так растворяется солью на веках тень
капая
капая
на обожженный порядок вещей
я отторгаю печаль конструктивного города
это моя мелодия
нелинейная логика
пролитая в крови
и на хрустальной оптике
облака вероятности легкостью
стеклами
камеры
струнами уравнений
танцуют взхалёб
здесь лёд
превращается в безнадежность системы
и я скрываю свое изначальное излучение
отчаянной песней
Регистр фотона
Высота не имеет значения у сознания множества,
когда шрамы расходятся прошлогодними гороскопами
расклешенным хвостом по трещинам смыслов.
Под колесами улыбаются мне дороги,
прикасаются лбами немые соколы.
Я на этом регистре могу не скалиться,
только вдох
и выдох,
и губы ближнего.
Многоликое зодчество отвернулось и держит мелодию,
пробираются грозы, включают нейроны.
Кончено.
Последний прыжок вбиваю в строчку.
На заоблачном горизонте,
на другой стороне созвездия,
на моей ладони
начинают отсчет фотоны.
триста тысяч проклятых километров в секунду яркого одиночества
Писатель
Над водою расходится белый дым,
Ничего, кроме мира, не слышно, и ты
Расправляешь седую бумагу,
берешь перо,
Обращаясь Живыми словами к Живому Ничто
Пульс
Я подбираю правильный интервал через разрозненный стон, искажающий косность рам пропастью революций вместо прожженных чувств. химия разума пишет свое искусство в пепельных формулах светом от маяка, полупустой он значится на краю.
Ты собираешь капли бурной своей крови, архитектурой приливных границ тень исчезает сама, будто гигантское полотно делит пустыню невнятными до, и растекается ненависть в боль, черное оставляя пятно.
Шепот мой не доходит, как бы я не считал, пусть анонимные расстояния слушают настоящее — знание человеческих чувств.
я подбираю правильный интервал
и запускаю пульс.
Невесомость громкости
видишь, как проявляется невесомость
иногда возвращаясь
в потерянный
дом
я
повышая
каждой картине громкость
заглушаю свое отсутствие в нем
Поющее лезвие
суша никого не слушает, суша приближается к океану и шуршит. пересыпается из чаши весов в сон. и блестит посреди пустынь самшир с иероглифами моих молитв. на колени перед началом пути, перед обезличиванием ярких одежд, возношу над собой клинок, он словно звучит, острый композитор пространства вне. кто по границам планов не сшит, будет глотать песок времен,
всякий раз забывая равновесность бессветия и темных ночей, ты ничей, ты пересыпаешься вместе с молитвой...
а все настолько тише и многословнее,
что монолитность войн просачивается в маленький проем...
суша никого не слушает...суша приближается к океану, вознося ему поющее лезвие,
будто символ цельного
белого
шума.
Выдуманные боги
Ни слова. Я сломлен после перечисленных дней заточения в точке.
Изображения должны были быть четче, события - последовательными, дорога и узор на карте - яснее. Но я скорее терял настоящее зрение, попадая к невидимым стенам в объятия.
Маятник, запущенный в начале, качается.
Выдуманные боги стоят за плечами.
Самая первая просьба о помощи, подсознательная, тянется именно к ним.
Молчи.
Немая весть
Оставаться в деталях -
восток и запад -
однозначимой
музой.
Беспризорники справедливости
разделяют витраж
на несколько воплощений
фразой,
и впивается каждое жжением -
север и юг.
Прежние
годы
очерчены
ультразвуком.
Хочешь - лови восходы.
Только ржавая жесть
там,
а за спиной -
благая весть,
говорящая на немом.
Росчерк
Факты, фиксации, недостижимые дистанции.
Я стою на конце острия и равняю мелодию.
Стандартные обороты, разрушенные станции.
Долгие партии падают в мифологию.
Заклеенные зеркала, невидимая сторона,
трещина,
грань.
Я оступаюсь на именах.
Эксперимент ссылается на личные правила,
пока я ищу равновесие многоточия,
и делает росчерк.
Без меня.
Трехголосие
Воссоздать Трехголосие нам не пришлось пытаться,
Мы делили звучащие здания, находили инстанции,
Расплетали на чердаках и в подвалах искусные стансы,
У которых только потрепанных перьев для декораций осталось.
Этот бит в имитации личности невесом и тонок.
Мы абсурдный контраст обнажаем и долго
Вытанцовывать будем горящие перекрестки,
Пока площадь не станет вибрировать под подошвами
Миром.
Космосом.