Из цикла "Маленькие трагедии обыденной жизни" Часть 1
Дата: 08 Лютого 2013 | Категорія: «Вірші в прозі» | Перегляди: 1028 | Коментарів: 0
Автор_ка: Татьяна Орбатова (Всі публікації)
Инсайт.
***
Мотив железной дороги во всём – в её ожидании, в приближении к ней, в самом движении – в этом узком, купейном пространстве материального тела. Маленькая трагедия обыденной жизни, разыгранная на сцене воображения, существует не в изменчивости ритма сердца, а в стойкой привычке к ограниченности и к тому, что кажется земной реальностью. Но внезапно ты слышишь стук колёс или стук в дверь и… тук твоего ума растапливает истина. Она многолико всматривается в тебя, чтобы ты мог ощутить выражение её бесконечно разных глаз. Она смотрит на тебя отовсюду, она смотрит из тебя, пока ты пытаешься её оконтурить, без причины вспоминая лето. Но когда замечаешь в августовском небе резвящихся стрижей, невольно забываешь себя и форму каравая, испечённого для открытия птичьей выставки.
***
Привычка делать из сфинкса мёртвый камень однажды привела тебя к его подошвам. Камни всегда спорят с нашими привычками, договариваясь с любой дорогой об индивидуальной плате с каждого путника. Они хотят, чтобы в пути неизбежно возникал вопрос: "как я попал в этот день?". Вдоль твоей дороги стоят разного возраста человеческие создания, продавая воду, еду и спички, а ты мчишься мимо них со скоростью, которую задали вечные пионеры твоего опыта – обстоятельства жизни, и не успеваешь отметить усталые или безумные, тоскливые или равнодушные выражения лиц дорожных незнакомцев. Но вдруг спотыкаешься, бьёшься о камень – чтобы прочувствовать боль, которую ты приносил другим существам своим движением.
- Как я попал сюда? – яростно кричишь ты, пытаясь воплем заглушить боль. И в ту же секунду сквозь мутное стекло твоего воображения проступают подошвы сфинкса, с которых кусками засохшей грязи отпадает твоё прошлое. Какие-то люди собирают эти грязные комья, чтобы сделать из них лекарство от своей гордыни, оправдывая тем самым твою ложь или грубость, жадность, зависть или малодушие. Какие-то безусловно любящие тебя люди… И ты тотчас понимаешь – надо идти к ним, чтобы научиться оправдывать других.
***
Ночь сложилась пополам в трамвайный билетик ещё до конечной остановки. Утро совсем иное после знакомства с истиной, которую ты видишь теперь и в кромешной темноте. Она тоже видит тебя – с запёкшейся кровью на губах от ударов о железные панцири чужих судеб. Напевая мотив твоей дороги, она заставляет тебя выйти из трамвая и поспешить дальше – на железнодорожный вокзал, чтобы успеть на поезд, уходящий за границы города. Ты идёшь мимо грязных попрошаек, развязных торговок, смурных карманников и впервые не чувствуешь брезгливости и страха. Сквозь замутнённую плотность их почти нереальных образов вовсю просвечивается истина, зовущая тебя за границы собственного мира. Кукольные облака, похожие на бумажные обрывки, тлеют от восходящего солнца, чтобы исчезуть, когда твой поезд наберёт скорость. Ещё не настало время внутреннего сгорания, но твоя сердечная мышца возомнила себя маленьким светилом и греет твои мечты, стремительно прорастающие в будущее. Закрыв глаза на долю секунды, ты неожиданно вспоминаешь толстовскую мечту – узнать тайну, что написана на зёленой палочке, зарытой у дороги на краю оврага.
- Так мало дней осталось до реки! – вдруг восклицаешь ты радостно, словно прочитал мастерски завершённый конец жизни, и оглядываешься по сторонам, чтобы рассмотреть всё, что попадает в поле твоего зрения. Лица, лица… В молочных реках и чёрных шапках дальних гор, в мыльных пузырях столичных учреждений и серых клетках жилых домов, в тонких стружках переулков и вулканической лаве улиц видны глаза, из которых смотрит на тебя истина. Ты молчишь – от неспособности высказать её, или говоришь, не договаривая и половины того, что видишь и чувствуешь. Ты готов говорить меньше и произносишь всего одну фразу:
- А в неводе не плещется вода, и долог путь от небылицы к рыбе.
Почему-то сегодня эта фраза особенно ощутимо бьёт тебя изнутри своими глиняными плавниками…
Мотив железной дороги во всём – в её ожидании, в приближении к ней, в самом движении – в этом узком, купейном пространстве материального тела. Маленькая трагедия обыденной жизни, разыгранная на сцене воображения, существует не в изменчивости ритма сердца, а в стойкой привычке к ограниченности и к тому, что кажется земной реальностью. Но внезапно ты слышишь стук колёс или стук в дверь и… тук твоего ума растапливает истина. Она многолико всматривается в тебя, чтобы ты мог ощутить выражение её бесконечно разных глаз. Она смотрит на тебя отовсюду, она смотрит из тебя, пока ты пытаешься её оконтурить, без причины вспоминая лето. Но когда замечаешь в августовском небе резвящихся стрижей, невольно забываешь себя и форму каравая, испечённого для открытия птичьей выставки.
***
Привычка делать из сфинкса мёртвый камень однажды привела тебя к его подошвам. Камни всегда спорят с нашими привычками, договариваясь с любой дорогой об индивидуальной плате с каждого путника. Они хотят, чтобы в пути неизбежно возникал вопрос: "как я попал в этот день?". Вдоль твоей дороги стоят разного возраста человеческие создания, продавая воду, еду и спички, а ты мчишься мимо них со скоростью, которую задали вечные пионеры твоего опыта – обстоятельства жизни, и не успеваешь отметить усталые или безумные, тоскливые или равнодушные выражения лиц дорожных незнакомцев. Но вдруг спотыкаешься, бьёшься о камень – чтобы прочувствовать боль, которую ты приносил другим существам своим движением.
- Как я попал сюда? – яростно кричишь ты, пытаясь воплем заглушить боль. И в ту же секунду сквозь мутное стекло твоего воображения проступают подошвы сфинкса, с которых кусками засохшей грязи отпадает твоё прошлое. Какие-то люди собирают эти грязные комья, чтобы сделать из них лекарство от своей гордыни, оправдывая тем самым твою ложь или грубость, жадность, зависть или малодушие. Какие-то безусловно любящие тебя люди… И ты тотчас понимаешь – надо идти к ним, чтобы научиться оправдывать других.
***
Ночь сложилась пополам в трамвайный билетик ещё до конечной остановки. Утро совсем иное после знакомства с истиной, которую ты видишь теперь и в кромешной темноте. Она тоже видит тебя – с запёкшейся кровью на губах от ударов о железные панцири чужих судеб. Напевая мотив твоей дороги, она заставляет тебя выйти из трамвая и поспешить дальше – на железнодорожный вокзал, чтобы успеть на поезд, уходящий за границы города. Ты идёшь мимо грязных попрошаек, развязных торговок, смурных карманников и впервые не чувствуешь брезгливости и страха. Сквозь замутнённую плотность их почти нереальных образов вовсю просвечивается истина, зовущая тебя за границы собственного мира. Кукольные облака, похожие на бумажные обрывки, тлеют от восходящего солнца, чтобы исчезуть, когда твой поезд наберёт скорость. Ещё не настало время внутреннего сгорания, но твоя сердечная мышца возомнила себя маленьким светилом и греет твои мечты, стремительно прорастающие в будущее. Закрыв глаза на долю секунды, ты неожиданно вспоминаешь толстовскую мечту – узнать тайну, что написана на зёленой палочке, зарытой у дороги на краю оврага.
- Так мало дней осталось до реки! – вдруг восклицаешь ты радостно, словно прочитал мастерски завершённый конец жизни, и оглядываешься по сторонам, чтобы рассмотреть всё, что попадает в поле твоего зрения. Лица, лица… В молочных реках и чёрных шапках дальних гор, в мыльных пузырях столичных учреждений и серых клетках жилых домов, в тонких стружках переулков и вулканической лаве улиц видны глаза, из которых смотрит на тебя истина. Ты молчишь – от неспособности высказать её, или говоришь, не договаривая и половины того, что видишь и чувствуешь. Ты готов говорить меньше и произносишь всего одну фразу:
- А в неводе не плещется вода, и долог путь от небылицы к рыбе.
Почему-то сегодня эта фраза особенно ощутимо бьёт тебя изнутри своими глиняными плавниками…