мохитомания

---

ЛЮБЛЮ СМОТРЕТЬ
Люблю смотреть, как Ты спишь. Я раньше тоже умел спать. Но никто не любил смотреть, как я это делаю, и я, кажется, разучился.
~.~
СИДЯ НА
Сидя на полу, мы жевали виноград и воображали себя мексиканцами.
Само собой, у ног образовался тазик, куда мы сплёвывали виноградный сок, как мексиканцы агаву или мескаль.
Позже с прокалённой солнцем терассы подтянулись все остальные. Шумные и разгорячённые, мучимые жаждой, они пили и нахваливали виноградный сок. А мы улыбались им глупо и белозубо. Совсем как мексиканцы.
~.~
УМЕРЕТЬ ОТ РАДОСТИ
В день, когда ты выйдешь замуж, что-то умрёт во мне.
От радости за тебя, конечно.
~.~
МИЛАЯ
- Милая, милая, милая.. - нежно повторял я с каждым ударом ножа.
Но ты в ответ только содрогалась, как всегда, не приемля моей нежности.
Мне стало одиноко и безразлично.
И я ушёл, прихватив нож на память.
~.~
ОБЕД
Когда-то ложки делали из олова. Такую по окончании обеда можно было церемониально согнуть и сунуть в сапог.
Сразу вскакивать из-за стола считалось неприличным и обидным для хозяев. Некоторое время следовало демонстративно выказывать удовлетворение от пищеприятия, громко и одобрительно отрыгивая, поковыривая ногтём меж зубов и почтительно сглатывая добытые там кусочки пищи.
Сегодня мы не гнём ложки, не отрыгиваем, почти не благодарим. Мы стали скучны и невнимательны друг к другу.
~.~
СКАЙП
Любимая, если однажды выключат скайп навсегда, мы с тобой тоже исчезнем?
~.~
МОХИТО
- Ваш мохито готов! - объявил приятель-алхимик, водружая на стойку колбу с зеленоватым содержимым.
Парень был профессионал, самозабвенно отдающийся своему ремеслу. Кажая посудина его была ритуальна и носила имя собственное (мне досталась Юдифь). Здесь можно было не опасаться, что тебе подсунут банальный раствор медного купороса, сдобренный лимонной кислотой.
Поэтому я поблагодарил, помолился и выпил.
~.~
ИНОГДА
Иногда моя кошка бывает счастливая. И тогда громко поёт мне свои узбекские песни.
Иногда кошка бывает несчастной и подавленной - когда свои узбекские песни громко пою я.
~.~
НИКОГДА
Похмельный доктор проглядывал меня насквозь на рентгеновском снимке. Уныло созерцал содержимое моего желудка.
Надзиратель исступлённо искал что-то запретное у меня во рту и других местах.
Начальник смены проверял на вшивость мои нервы.
Сокамерник упорно теребил мою душу. Как ребёнок, расковыривающий вавки.
И лишь до снов моих никто не научился добираться бесцеремонными лапами.
Наверное, поэтому я однажды решил никогда не просыпаться.

---