«Вот скажите, — рассуждал десятилетний Сережа, стоя перед пюпитром и снова и снова пытаясь исполнить на скрипке упорно неподдающиеся пассажи, — кем я должен стать?»

А ведь и вправду, кем? Когда у тебя и бабушки с дедушками, причем все четверо, и папа с мамой — скрипачи. Бабушки с дедушками теперь не играют, но зато преподают и в консерватории, и в училище, и музыкальной школе. А папа с мамой большую часть года проводят в разъездах с успешно гастролирующим симфоническим оркестром. Одна ему прямая дорога под их чутким руководством — в музыканты.

— Серега, выходи. — Донеслось в неплотно прикрытое окно с улицы.

«Бабушка не отпустит, никак не отпустит с мальчишками мяч на пустыре погонять, пока я чисто не отыграю ей этот этюд хотя бы два раза кряду», — вздохнул Сережа и снова принялся прилежно водить смычком по струнам и перебирать их пальцами. Ну, никак не давался ему мудреный пассаж Николо Паганини.

«Тому все же хорошо было, у него не было такой строгой бабушки. А, может, тоже была», — снова вздохнул мальчик, услыхав, как теперь уже не один, а трое друзей вызывали его на пустырь. У них, видите ли, не хватало народу, чтобы разбиться на две команды.

— Ольга Герасимовна, бабуля, — закончив игру и решив, что ему все же требуется перерыв, Сережа нарисовался перед бабушкой, которая, что-то негромко напевая себе под нос, готовила на кухне обед, — можно мне немного погулять? Я честно отыграл два часа. Больше не могу — спину ломит прямо стоять.

Строго поджав губы, та взглянула на него поверх очков, собираясь отчитать внука за халтуру, как она считала, и лень. Но жалостливый взгляд Сережи и непроизвольное пошмыгивание носом, вызвали у нее прилив нежности, и губы растянулись в ласковой улыбке, а слова непроизвольно слетели с них: — Иди. Что еще с тобой делать? Только недолго. Сам знаешь, дедушка придет и спросит с нас с тобой, как мы музыкой позанимались. А если Мария Алексеевна завтра на тебя пожалуется, то нам несдобровать обоим.

Мария Алексеевна, Сережина учительница по скрипке, считала своим долгом докладываться после каждого занятия дедушке, профессору кафедры скрипки и альта государственной консерватории, как его внук был подготовлен к занятию. Тот никогда его не контролировал, полностью доверяя это своей супруге, но к словам учительницы прислушивался. И если та, вдруг жаловалась на Сергея, то отчитывал и внука за лень и неприлежание, и его бабушку за то, что та недоглядела за ним.

— Я выучу, выучу, — улыбнулся Сережа, убегая с кухни. Он аккуратно уложил скрипку и смычок в футляр и только после этого поспешил на улицу. Друзья друзьями, прогулка прогулкой, но инструмент он никогда не бросал. Никогда…





— Заходи справа, пасуй, пасуй, — кричал Генка Сережке, когда тот легко обошел одного, второго, а потом точно выдал пас другу, прямо «положив» мяч ему на ногу. Тому ничего не оставалось, как забить его в пустые ворота.

— Гол!!! — вопили они, прыгая и обнимаясь, словно забили гол не на пустыре, а на чемпионате мира и вышли в финал.

— Конечно, гол, — вдруг раздался рядом с ними взрослый насмешливый голос. В пылу борьбы они и не заметили, что за их игрой кто-то наблюдает.

— Мальчики, а не хотели бы вы записаться в секцию футбола при стадионе? — поинтересовался мужчина. И все обернулись в его сторону. Спрашивает? Кто бы не захотел?

— Я бы взял в детскую команду тебе и тебя, — и он указал на Сережу и Генку, которые продолжали радоваться и обниматься. — И остальные приходите, посмотрим.

— В команду… — Глаза у Сергея заблестели от счастья — после музыки или до музыки больше всего на свете он обожал футбол. Мог часами мяч гонять, даже когда был один. Только он и мяч, ему никогда не бывало с ним скучно, может только поэтому он и был лучшим игроком в их дворовой компании. А теперь смог бы стать лучшим игроком в самой настоящей команде. Он бы не упустил свой шанс.





— Футбол? Нет… — Дедушка Борис Николаевич даже не стал слушать доводы Сережи — водить его на стадион четыре раза в неделю он не станет, это, во-первых. А во-вторых, гонять мяч по два часа на тренировке — это пустая трата времени. Лучше бы его внук столько времени скрипке уделял.

— Деда, деда, — Сергей уже не плакал, он рыдал, упав на пол и обняв деда за ноги, — я стану лучшим скрипачом. Я стану лучшим, только разреши мне играть в футбол.

— Нет, — дед был неумолим. Бабушка Ольга Герасимовна попыталась что-то сказать в защиту внука, но получила такой свирепый взгляд от своего супруга, что теперь молчала и изредка смахивала слезу рукой, делая вид, что ей что-то в глаз попало.

— Но мне надо спортом заниматься! — попытался сквозь рыдания выдвинуть еще один аргумент в свою пользу Сергей. — Иначе я зачахну и не смогу музыке отдаваться с полной силой.

— Спортом, говоришь? — фыркнул дед. — Ты считаешь, что бесцельное катание мяча по полю — это спорт? Нет. Футбол не для тебя. К тому же это травматичный вид, как ты выразился, спорта. Вот плавание — совсем другое дело. Завтра же запишетесь с бабушкой в бассейн, что рядом со школой. И тебе будет полезно, и ей нескучно. Все, что может привести к травме рук, не для тебя. Как впрочем, и лыжи, и коньки. Хочешь заняться спортом, плавай. Все.




Сергей улыбнулся, глядя в мониторы в комнате охраны Шереметевского дворца — давно это было. Только он прекрасно помнил это. Помнил…

Он не стал футболистом, хотя очень хотелось, но и не стал скрипачом. Не потому что не хотелось, а потому что так случилось. Судьба. А мог… Все же он стал лучшим сначала в музыкальной школе, потом в училище, а затем и в консерватории. Победителем многих престижных музыкальных конкурсов. Чего это ему стоило, знал только он сам.

Сергей перевел взгляд на левую руку и попытался пошевелить пальцами — они так и не восстановились после травмы. Что теперь жалеть о том, что произошло? Надо принять, как данность, как поворот судьбы. Сколько таких поворотов у него было за его двадцать четыре года? Сколько еще будет?

Взгляд снова вернулся к мониторам. И вдруг ему показалось, словно кто-то ходит в зале коллекций музыкальных инструментов. И штора колышется, словно окно не закрыто.

— Николай, — позвал он напарника. — Глянь…

Тот согласно кивнул, что в зале что-то происходит.

— Ты посиди за мониторами, а я быстро пройду туда и посмотрю, что там такое, — предложил Сергей Николаю.

— А не забоишься? — тот зябко, как от холода, повел плечами. Его уж точно нельзя было заставить пройтись по дворцу темной ночью. Конечно, в привидений он не верил. Но жутко все равно становилось, когда что-то стукнет, брякнет, скрипнет. Хочет Серега пройтись по залам, пусть идет. А он за мониторами последит.

— Нет, — мотнул Сергей головой, но на всякий случай пистолет с предохранителя снял и кобуру застегивать не стал. Только это напрасные хлопоты — в человека выстрелить он навряд ли сможет, а призраку его пуля не страшна.

Сергей на всякий случай осматривал и другие залы, привычно шагая в нужном направлении. Он приходил сюда и днем, часто приходил, почти каждый день, даже когда не дежурил, чтобы прикоснуться к ней, к бесценной скрипке, чтобы протереть хотя бы пыль с нее. К инструменту нужно прикасаться, только тогда он жив. Если его положить, зачехлить, спрятать в футляр, он умрет. Скоро умрет. Без человеческих рук, пальцев век скрипки недолог. На ней надо играть, а не только любоваться ее изгибами. Мастер сделал ее когда-то, чтобы она дарила счастье людям.

Сергей толкнул руками дверь в зал и, пройдя внутрь, замер, остановившись на пороге, — кто-то невидимый играл на «его» скрипке — она плакала, тосковала, рыдала, наполняя комнату звуками нечеловеческой музыки. Сергею вдруг безумно захотелось самому сыграть что-нибудь, сыграть на ней, именно на ней. Он устремился вперед, совершенно забыв, что пальцы практически не гнутся и не шевелятся.

Инструмент мягко лег ему в руки, словно только его и ждали. Негромко зазвучало знакомое вступление, исполняемое другими инструментами, Сергей взмахнул смычком, и пальцы привычно забегали по струнам.