М.Б.

То в Киеве, то в псевдодревнем Риме
На снегом озабоченной картине
Рассеянно, непристально, невинно
Спит девушка (читается "ундина");
Ко дню миров, что избранной невесте,
Ей не бывать, как многим, грузом двести,
Ей мнится: любит именно она,
В её закрылках - полная луна.

И каждый ей не брат или не овощ.
Она как сердоточье всех сокровищ
Глядит на мир сквозь щели полуставен,
Знак качества во всех местах проставлен.
Она слывёт материей неплотной,
У ней под мышкой несколько животных,
Но есть такие (несколько собак),
Которые сбываются не так.

И вот она - специалист по прежним -
Разгрёбывает весь этот валежник,
Малинник, или что там в прежних муках.
Сильна стихослежания наука,
Душа жены бездонна и бездомна.
И вот она - мадонна и Коломна,
И грудь бредёт безвольно далеко,
Попахивает Бродским молоко.

Бывают дни, когда у ней со скуки
Мешаются слова, дома и руки,
Полиартрит, ковёр и два протеза,
Из глины гнёзда, теза, антитеза.
Всё это в ней постанывает сладко,
Порою застревает за подкладкой
И в избранном для этого стогу
Не даст забыться другу и врагу.

Нет, вовсе не рискует ошибиться
Она, проткнув копьём чужую пиццу;
Чужим бельём помахивая даже,
Сама она явилась без поклажи.
Не эйфория и не мимикрия,
Она вскипает, что твоя Мария,
В готовом списке жертвенных утрат
Её младенец гол и виноват.