Я сижу, свесив ноги, на Ингульском мосту
Я втыкаю в воду, я жду весну
Или хотя бы тебя, моя скво
Но ветер дует в спину, а хотелось в лицо

Прохожие видят во мне старика
Без семьи, без дома и без гроша
Мне двадцать семь, я просто устал
Пока в воду втыкал, пока сидел на мосту, пока ждал весну.

Доброго времени суток, княгиня. Я мертвый поэт. Я сижу на Варваровском мосту и смотрю в Южный Буг. Идет таранька. В октябре всегда идет таранька.

Прохладно, прошел осенний дождь, превратив пыль в грязь, показав мне заплывшее и небритое, растрескавшееся морщинами лицо города. Города алкашей и гопов, диких ППСников и общества «Родители против наркотиков», вечно красномордого мэра, типо-борющегося за трезвость жителей, и разбитых-отсутствующих дорог, города графоманов и ванилек. (Последнее меня особенно раздражает). Нехуй читать Коэльо, будь мужиком, лови тараньку и читай Достоевского бляадь! Одна радость – в октябре под Варваровским мостом идёт таранька.

Под городом течет канализация – третья река Николаева. Над городом – такая же четвёртая: река фуфела, река графомании. Эта – бурлит гавном невозможных для понимания фраз, слов, не сформулированными мыслями и вечно неуместными тремя точками. Потому что проще поставить три точки, чем навести точкой порядок в голове.

Это как два жука, скарабея, которые катят свои шарики. И хорошо если свои, а то у них бывает, что одному скарабею понравиться шарик соседа, и он пиздит соседа а потом пиздит его шарик. Или так, один скарабей к другому подкатывает шарик, и так с интригой, «а угадай что у меня тут?» А второй так совсем не при делах, «ну-у-у не зна-аю. Но такие изгибы, такая прекрасная сферическая форма», ну те кончать и курить. Кончать и курить. И кругом, египтяне сидят, почти. Они смотрят, как эти два говножука толкают своё говно-говно. И умиляются со слезами на щеках, вот оно, вот смысл бытия…

Аж нихуя, это тупо два навозника со своим тупо навозом!

А таранька идет по Бугу. Идет она именно в октябре. Такая блестящая. Резвая. А иногда и лящь, ахуенный лящь!

В этом городе, чем больше лиц – тем меньше людей. Я хожу по улицам вместе с сотнями, тысячами, таких же как я. Поэтами, но уже мертвыми. Я иду, я не вижу людей. А они не видят меня. Но я останавливаюсь и внимательно всматриваюсь. Их прыщавые угловатые лица, руки с грязными ногтями и золотыми кольцами, ноги на отвратительно длинных каблуках, и туловища, располневшие и ждущие нежности. Всё это собирается, и становиться человеком, очень интересным человеком, надо только остановиться, прищуриться, навести фокус.

Я устал наводить фокус, княгиня. У меня минус два и глаза чертовски болят. Я мертвый поэт, я сижу на Варваровском мосту и смотрю в Южный Буг. Приходите ко мне, княгиня. И хотя сегодня шел снег. И уже давно не октябрь. И таранька прошла насквозь не оставив даже чешуи. Я продолжаю сидеть на мосту, продолжаю ждать. Разворошите сугроб на Варваровском мосту, княгиня, там, вы наверняка не найдете меня.