АНТЕРПРИЗА

---

(мини-пиеса)

Действующие лица:
1) Георгий Брюшколиз – известный актёр, режиссёр и даже, как будто, писатель. Знаменит своими авторскими моноспектаклями, с которых и на которых активно сводит концы с концами;
2) Большой Пардон – популярный телеведущий, главный интервьюер нашей страны и, пожалуй, всех её непутёвых окрестностей.

Место действия: большая парадная телестудия с основательно удобными креслами и потрясающим видом на живописно вечереющий мегаполис. Действующие лица сидят в креслах визави, прихлёбывая чай из роскошных чашек эпохи Людовика XIV.



Большой Пардон. Дорогие телезрители! Наша бегущая дорожка вкратце представила вам нашего сегодняшнего гостя, поэтому начинать мы можем скоро и без излишних предисловий. Хочу только заметить, что мы давно и с большим нетерпением ждали в нашей телестудии Георгия Брюшколиза. И вот, наконец, этот беспрецедентно счастливый миг однозначно-таки настал.

Георгий Брюшколиз. Да, без ложной скромности могу сказать всем без исключения телезрителям: «Вот он я! Весь, до единого пальчика, до единого ушичка прямо здесь, перед моими дорогими вами!»

Большой Пардон. Давайте же сходу приступим к нашему интервью. Скажите, Георгий, вот Вы говорите «до единого пальчика». А что, Вы могли бы прийти к нам в студию как-то не целиком?

Георгий Брюшколиз. Большой Пардон! Побойтесь Бога! Конечно же, как всякий высококультурный человек, я могу прийти к моим зрителям только весь целиком. Но Вы, я надеюсь, меня поймёте: это же такой художественный метод, драматическая парадигма такая – членить, членить и членить. Членить образным путём своё тело, свои чувства, мысли, настроения и такое прочее. Не у меня одного такая фишка в современном арт-движении, но в моём исполнении этот метод позволяет получать поистине небывалые результаты.

Большой Пардон. То есть Вы хотите сказать, что именно такого рода театральная… гм… расчленёнка позволяет Вам добиваться удивительных драматических эффектов?

Георгий Брюшколиз. Эффектов? Да, может быть. Во всяком случае, по частям тела, мысли и чувства уходят заметно дороже… Впрочем, я не гонюсь. Ни за деньгами, ни за славой. Мне важно поддержать линию… нет, даже так – счастливый вектор нашей классической драматургии и высокой литературы в целом.

Большой Пардон. Выходит, драматическое кредо Георгия Брюшколиза в нашей студии уже прозвучало. А скажите, Георгий, что больше всего мешает Вам на тернистом, не побоюсь, пути столь популярного, не побоюсь, театрального деятеля?

Георгий Брюшколиз. Зрители мешают. Вернее – их часть. Та самая, которая мобильники не вырубает на спектаклях и с места на место перебегает после третьего звонка. Поверите, вот прямо убил бы…
Бывало, перед спектаклем как начнёшь им, зайцам мазайским, в стиле лихого актёрского этюда мозги пропесочивать, так и песочишь до самого антракта. А в антракте вдруг вспоминаешь – представление-то заявлено одноактное, пора бы, стало быть, и честь знать! У-у, негодяи! (Сурово потрясает кулаком, глядя прямо в телекамеру.)

Большой Пардон. Да-да! Я помню, Георгий, эксклюзивные газетные отчёты об этих представлениях. Полный катарсис. Публика прямо рыдала. Плакала и расходилась. Расходилась и плакала. А в итоге: побитые витрины ближайших супермаркетов и груды мобильников, оставленные в фойе вашего театра.

Георгий Брюшколиз. Это всё театральный инсайт виноват, его работа. Но зритель, Большой Пардон, у нас исключительно благодарный. Заметьте, витрины мои почитатели бьют где-то на стороне, а вот мобильники оставляют непосредственно в храме высокого искусства. Как будто мелочь – а сборы-то от представления утраиваются в каких-то двадцать минут!

Большой Пардон (заглядывает в опустевшую чашку Георгия Брюшколиза). Ой, что-то заговорились мы! Может, уважаемый, Вам ещё немного чайку налить?

Георгий Брюшколиз. Да, пожалуй… Мы вообще люди отчаянные…
Вообще, хорошо у вас тут. Прямо из окошка мою БМВэшку на стоянке видать. Вон, вишь, вишнёвая такая? И фамилия у Вас, Пардон, на удивление удобная, породистая такая…

Большой Пардон. Поверьте, Георгий, если бы я не был Большим Пардоном, я бы от всей души мечтал быть Георгием Брюшколизом. (Обнимает обеими руками себя любимого.)

Георгий Брюшколиз. А знаете, взаимно, взаимно. (Обнимает обеими руками себя любимого тоже.) Вы бы только знали, как же трудно бывает порой собирать себя любимого после этой ежевечерней блистательной расчленёнки!

Большой Пардон. Да, театр – это вам не в игрушки играть! Почва и судьба в чистом виде! Ну а что же Вас, дражайший Брюшколиз, всё-таки привело в это, образно говоря, адово горнило?

Георгий Брюшколиз. Трудное детство. Мне преступно мало давали мороженого, всячески обижали, в школу ещё заставляли регулярно ходить. И так – многие годы. Сами понимаете, с эдакой жестокой психологической травмой предо мной раскрывалась только одна широкая дорога – в театр, в театр и ещё раз в театр!

Большой Пардон. Ну а ваша личная жизнь – как она сочетается с кипучей театральной деятельностью?

Георгий Брюшколиз. Пардон, Пардон, но я же говорил Вам уже: тяжёлое детство, нехватка мороженого, отмороженная школа, в конце концов. Представляете теперь, какая у меня может быть личная жизнь, да ещё в театре!

Большой Пардон. Да, да! Понимаю. Вам больно. Что ж, оставим это. Тогда, быть может, несколько слов о своих творческих планах?

Георгий Брюшколиз (хватаясь за голову). Но Пардон! Я же говорил: страшное детство, жуткая нехватка мороженого, школа, обветренная со всех сторон, как череп Йорика. К тому же в юности часто ключи от квартиры терял, было заикаться из-за этого начал… Ну!!! Ну и какие, брат, после этого могут быть у нормального человека творческие планы?!

Большой Пардон. У нормального – действительно ни-ка-ких… Но Георгий, но душечка, но, может быть, Вы нам детальнее осветите напоследок сущность вашего творческого метода?..

Георгий Брюшколиз. Отчего же – напоследок? Вот об этом-то, об этом-то как раз можно говорить и делать буквально часами! Ну вот, например, потопить в большой миске с водой дюжину бумажных канонерок – это Вам как? А?! Пустяк, говорите?! А я это делал! Четыреста тридцать четыре раза делал прямо на большой сцене – и зрители четыреста тридцать четыре раза начинали брататься и при мне мамой клялись друг другу: а) в вечной любви; б) никогда не брать взяток; в) всегда компостировать билетики в общественном транспорте. А?! Каково?!

Большой Пардон. Да, впечатляет…

Георгий Брюшколиз. Это ещё что. Вы ещё самого главного не видели! Днями случилась у меня премьера вещицы «Как я съел удава» – вот это и есть оно самое в чистом виде. Теперь-то я уж точно первооткрыватель! Я первый открыл для искусства этот замечательный принцип: если хорошенько проглотить удава – как-то сразу начинаешь сильно напоминать слона… Точно-точно!.. Хотите попробовать?! Парочка удавов как раз у меня с собой… (Достаёт из чёрной сумки, заботливо прислонённой к креслу, парочку изрядных кусков блестящей альпинистской верёвки. Один он решительным жестом протягивает остолбеневшему прямо в кресле Пардону, а другой пытается судорожно пропихнуть непослушным концом самому себе в рот…) Да-да! Именно так! Чтобы один конец удава изрядно вытарчивал у вас из переднего отверстия, а другой конец удава – несколько вытарчивал из… ну, Вы меня понимаете…

Большой Пардон (судорожно улыбаясь в телекамеру). Здорово! Вот здорово! Я, пожалуй, так не умею… (И вбок, в сторону режиссёра телепередачи.) Свет вырубай, камера стоп… Слоны в удаве, а брюшковцы на экране… Стоп, сделано, пусть дальше сам по себе дожёвывает, а то на всю страну в пять минут обудавимся по полной программе… Всё, баста!

Георгий Брюшколиз (всё ещё продолжая судорожно заглатывать). Всё у нас выйдет. Всё ещё будет. Я к вам, друзья мои, ещё не раз на гастроли нагряну. Но не скоро, не сразу. Чтобы вы успели меня легонько так подзабыть…

(Актёры беспорядочно покидают студию. Полный занавес!)

---