Пробираюсь на кухню, чтобы сварить себе кофе, и как обычно, наступаю на Маркиза — котяра развалился посреди комнаты, вытянувшись во всю свою немалую длину, а к его теплому животу прижался Тошка — белый кусок пуха, гордо именующийся померанским шпицем. Его я купил на прошлый Наташкин день рождения, надеясь, что песик сможет заменить ей сразу двоих — Лаврика и... того, кто так и не родился, а потому даже имени получить не успел. Ведь Лешка уже год мог быть старшим братом, если бы не...

***

В тот вечер мы с Лешкой собирали конструктор, попутно обсуждая, кто из героев «Тачек» самый крутой. Наши мнения расходились — мне нравился Док, а сын фанател от Молнии, модель которого занимала почетное место у его кровати. Когда у тебя растет сын, ты просто обязан быть в курсе его увлечений, если, конечно, ты хороший отец. А я хотел им быть. Всегда. И как мой собственный отец, я считал, что мужчина обязан не только обеспечивать свою семью, но и защищать. Любой ценой.

И я до сих пор чувствую себя виноватым за то, что не пошел тогда выгуливать Лаврика вместо Наташки. Но Лешка ни в какую не соглашался меня отпустить — я только вернулся из долгой командировки, и сын не желал со мной расставаться. Да и Наташа сказала, что ей будет полезно пройтись перед сном, заодно и купит кое-что к ужину. Мне нужно было настоять на своем. Но я не мог отказать умоляющим глазам сына. И остался собирать конструктор.

Наташки не было подозрительно долго, я уже начал волноваться — ведь от нашего дома до супермаркета — рукой подать, а очередей там не бывает практически никогда. Особенно — в такое время. Собирался набрать жену, но увидел на тумбочке ее телефон. Забыла. Уже не в первый раз, а я не напомнил, увлекшись игрой с Лешкой. Но звонок все же раздался. В дверь. Бросив сыну:

— Я сейчас, — я поспешил к двери, понятия не имея, кого могло принести.

Открыл и едва успел подхватить залитую кровью жену. Наташка вцепилась в меня, без конца повторяя имя нашего пуделя, которого с ней почему-то не было. Не было ни поводка, ни сумок с покупками, только рыдающая, растрепанная, насмерть перепуганная Наташа, в изодранном в клочья пальто.

— Что случилось? — я прижал ее к себе, чувствуя, что жену колотит. — Кто на тебя напал?

— Псы, — с трудом выдавила она, — Лешку... не пускай...

Даже в таком состоянии Наташка не хотела испугать сына. Она кусала губы, чтобы не дать вырваться наружу ужасу, который слишком явно читался в глазах, ставших совершенно детскими. Пользуясь тем, что Лешка занят, я сумел незаметно провести ее в ванную и уже там — в ярком свете ламп — увидел, что случилось с моей женой. Увидел и тут же набрал скорую.
Потом врачи наложили на руки и ноги Наташи не один десяток швов, а от Лаврика не осталось вообще ничего. Его собачья свора, облюбовавшая пустырь около нашего дома, просто разорвала. Ценой жизни моей жены стала жизнь ее пуделя, который был у Наташки почти десять лет.

И если бы только это. Курс прививок от бешенства, которые она просто обязана была пройти, несовместим с беременностью и, в подавляющем большинстве случаев, приводит к смерти плода. Мы надеялись, что произойдет чудо, что жизни Лаврика окажется достаточно, но... Чуда не случилось. И Лешка так и не стал старшим братом.

Откуда взялись псы? Этот вопрос не давал мне покоя все время, пока Наташкой занимались врачи, пока оформляли бумаги и вносили записи в журналы. Когда я уезжал, никаких собак возле нашего новостроя не было, за исключением очень породистой овчарки, неприлично толстого боксера и нашего Лаврика.

Но эти собаки никогда ни на кого не бросались, да и не были замечены в самовольных вылазках во двор. А Семка — хозяин звякающего кучей медалей немца, всегда выводил Литара в наморднике, хоть воспитанности этого пса могли позавидовать многие люди. Но бывший погранец был уверен — так правильно, хоть ни для кого не являлось секретом, что его неоднократный собачий чемпион обожает детей и... кошек.

Боксер же был настолько ленив и толст, что его не менее тучной хозяйке приходилось чуть ли не на себе выносить «пусика пописать», как выражалась эта пожилая дама. Сделав свои дела, «пусик» плюхался на задницу посреди двора и тяжело дышал, вывалив язык, словно только что пробежал стометровку, а не спустился с третьего этажа во двор.

А наш Лаврик... Более безобидной собаки я никогда не видел, он даже практически никогда не лаял, что я оценил, когда Лешка был маленьким и беспокойным. Лаврик охранял сон своего хозяина и стоически выносил хватания за уши, таскания за хвост, залезания пальцами в глаза и наступания на лапы. И хоть на поседевшей морде пуделя в эти моменты была написана вселенская скорбь, он ни разу Лешку не укусил, разве что жалобно повизгивал, когда сын особо усердствовал.

Те псы появились около нашего дома, когда я уехал в командировку. Откуда? Этого не знал никто. Собаки часто прибиваются к домам и остаются, если их кто-то начинает сердобольно подкармливать. И такая особа в нашем доме нашлась. Бездетная старуха, глубоко за шестьдесят, которой после выхода на пенсию стало совершенно нечего делать. Разве что перемывать кости соседям, сидя с утра до вечера на лавочке у подъезда, и... подкармливать «бедных брошенных собачек».

Собачки быстро поняли, что с голоду не сдохнут, если будут держаться поблизости от нашего дома, и облюбовали себе близлежащий пустырь, являясь на свою ежедневную кормежку всей, растущей не по дням, а по часам сворой. И они не просто жрали, они наглели. С каждым днем. Сначала просто рычали, потом — начали облаивать прохожих, а потом — стали бросаться и кусать.

Первой жертвой своры бабы Гали оказался Петька — шумный и неряшливый пацан, родители которого плевали с высокой елки на своих многочисленных отпрысков — водка была куда важнее. Правда Петькин папаша, влив в себя «для храбрости» никак не меньше бутылки, все же решил лично отплатить «псюрам», своим укусом пробившим изрядную брешь в семейном бюджете. На лечение Петьки пришлось выделить кровные, пожертвовав самым святым — отложенным на бухло.

Он явился во двор, плюясь матюками и злостью, но был с позором изгнан бабой Галей и ее новыми сторонницами — такими же старухами, проникнувшимися идеями помощи бездомным собачкам.

— Ишь ты, алкаш вонючий! А ну, пошел вон отсюда! — орала баба Галя. — Собаки хорошего человека не тронут! А выродок твой сам виноват — нечего было камнями кидаться!

О том, что Петька кидал камни, надеясь отогнать псов, говорить было бесполезно — баба Галя и ее товарки этого просто не слышали. Они вообще слышали только себя, гордо именуясь опекунами бездомных животных.

***

Все это мне рассказывал Сема, к которому я пошел за информацией, когда привез Наташку из больницы домой. Вид у соседа был почему-то виноватый, как будто это из-за его недосмотра случилась беда. Хоть и самого Семена все это время во дворе не было — сосед лежал в больнице со сложным переломом ноги, а дворовые события пересказывала ему жена.

— Проходи, — впустил он меня, указал рукой на кухню, а Литар, развалившийся в комнате на диване, приветственно гавкнул и махнул хвостом. — Будешь? — вытащил сосед из холодильника бутылку водки, сам ответил за меня: — Будешь, — и спросил безо всякого перехода: — Как там твоя Наташка?

— Хреново, Сем, — не стал врать я. Мы уже давно были приятелями, этому способствовало общее хобби — рыбалка, которая нас и подружила. Семина жена — Тамара, была в этот момент в гостях у своих родителей в Грузии, так что старшина коротал время на пару с Литаром.

— Еще бы, — сосед поставил на стол рюмки и тут же их наполнил, — моя Томка так до сих пор и не оклемалась. А ведь не один год прошел.

Я кивнул, давая понять, что в курсе. О том, что чета была бездетной после потери Тамарой первого ребенка, я знал. Семен не раз предлагал усыновить, но пока безрезультатно — Тамара все еще надеялась родить именно своего ребенка. А потому вся любовь обоих супругов доставалась псу, которого сосед купил, вернувшись из армии.

— Что делать думаешь?

— Будку* вызову, — сообщил я, следом за Семой опорожняя стакан.

— А вот хрен ты угадал, Серый, — протянул мне сигарету Семен, — пошлют тебя далеко и надолго, а блоховозов этих разве что кастрируют и сюда же вернут.

— Кастрируют?

— Ага, это у них блажь такая — защита животных. Только одного не пойму — нахрен их кастрировать-то, они ж не трахнуть нас пытаются, а сожрать! — Сема насмешливо фыркнул. — Так что, дохлое это дело.

— Но, твою мать, они напали на Наташку! — я чувствовал, что завожусь, и невольно повысил голос. И тут же послышался стук собачьих когтей, и на пороге возник Литар, уставившийся на меня своими темно-карими, почти человеческими глазами. Овчар не любил шума и разговоров на повышенных тонах, и я невольно стал говорить тише. — Что же мне теперь — самому им бошки поотбивать?

— А почему бы и нет? — вопросом ответил Семен.

— Не понял? — я внимательно посмотрел на бывшего пограничника. — Ты о чем?

— Серый, слышал поговорку про спасение утопающих?

— Ну?

— Все в твоих руках, вот о чем я. Хочешь за Наташку отомстить — я подскажу как.

— Сем, не темни.

— Есть, не темнить, — согласился сосед, и в следующий час я узнал о том, кто такие догхантеры, и что такое «билет на радугу». Я слушал и не верил — неужели Семен — большой любитель собак — занимается подобным? Наверное, этот вопрос слишком ясно читался у меня в глазах, потому что Сема замолчал и сказал:

— Три года назад такая же свора напала на Литара, я тогда не здесь жил. Пса я спас, только досталось обоим. Ему больше — неделю под капельницами валялся, думал — не выживет. Но врачи толковые попались — выходили. И там, в ветеринарке я и познакомился с ... — тут сосед осекся, не став называть имена. — Так что ты подумай, я тебе дело советую. Этим тварям никто не указ, а пока шизанутые бабки им тут ресторан устроили — не отвадить.

— Но... это же... убийство, — гуманист во мне тогда еще не подох.

— Думаешь? Серый, а если бы Наташка не с Лавриком, а с Лешкой шла?

— Тогда я передавил бы их всех, — после паузы процедил я, — вот этими руками.

— Угу, только поздно было бы, — почти равнодушно бросил Семен. — Псы до сих пор тут, во дворе. И они никуда не денутся. И даже если их отсюда увезут — уже завтра объявятся новые, потому что их теперь никто не отстреливает. Это, блин, негуманно! Евросоюз не одобрит! А ребенка тебе кто вернет, а?..

Тогда я так ничего и не решил. Понадеялся, что удастся разрулить проблему с бродячими псами, не становясь охотником. Зря надеялся. Семен оказался прав относительно отстрела — меня действительно послали далеко, но последней каплей стало не это. И даже не скандал, который мне закатила баба Галя, когда я хотел по-человечески с ней поговорить, попросить не прикармливать стаю. Я предложил даже подарить ей щенка, раз она так любит собак и страдает от одиночества. Но, вместо ожидаемого понимания, я услышал вот что:

— А кто ты такой, чтобы мне тут указания раздавать? Это на работе у себя ты начальник, а здеся — такой же жилец, и правов у тебя столько же! Я собак не за твои деньги кормлю, свою пенсию трачу, так что не суй нос в чужое просо!

— Галина Васильевна, — я пытался держаться в рамках приличий, — собаки покусали мою жену.

— Никогда собака на хорошего человека не кинется! Меня вона ни одна еще не укусила! Знать, Наташка твоя сама виновата — нечего было камнями кидаться!

— Вы о чем? Какие камни? Наташа Лаврика выгуливала!

— Вот-вот! И камнями кидалась, я знаю, сама все видела!

— Что вы видели?.. — острое желание схватить старуху за морщинистую шею и сжимать руки до тех пор, пока не оборвется хрип и дыхание, пришло и затопило меня полностью. Эта старая карга видела, как псы рвали Лаврика и Наташку, и ничего не сделала. Я ощутил, что руки сами собой сжимаются в кулаки, и шумно выдохнул: — Что вы видели?

— А ничего! Ты не следователь, чтобы меня допрашивать! Я одно знаю — на хороших людей собаки не кинутся! — и она просто захлопнула дверь у меня перед носом. Изо всей силы саданув по этой двери ногой, я отправился прочь, проклиная старую грымзу на все заставки, но все еще не решаясь принять предложение Семена.

Последней каплей, сделавшей меня тем, кем я есть сейчас, стала вскоре наступившая Наташкина беременность. Увидев, как засветились глаза жены, как из них ушли ужас и боль, я понял, что должен сделать все, чтобы этот ребенок родился, чтобы ни одна четвероногая тварь, прикормленная тварью двуногой, не оборвала его жизнь еще до появления на свет. И тогда я снова пошел к Семену, который понял меня без слов, просто протянул руку и крепко сжал мою.

***

Выписывать блоховозам путевки на радугу мы отправились на следующее утро, пока их попечительницы еще спят и видят свои старушечьи сны. Наташке я соврал, что собираюсь с Семеном на рыбалку — не хотел посвящать жену в тонкости своего нового занятия. Ни к чему.

К пустырю мы подошли, когда солнце еще только поднималось над горизонтом. Псы, учуявшие наше приближение, быстро подтянулись из своих ночных нычек. Их манил к себе запах свежего мясного фарша, в который Семен вложил путевки в страну вечных помоек, как он назвал таблетки.

— В отличие от твоего Лаврика, эти твари и не поймут, что подохли, — пояснял Семен, доставая ластфуд* из пакета, — сядут на велосипед* и прямиком на радугу*.

К тому времени я уже достаточно долго был посетителем догхантерского сайта и без труда расшифровал слова соседа. Не раз и не два видел в любительских роликах, как псины, отведавшие вкусняшки*, отъезжали на тот свет. Со стороны это выглядело как мучительная смерть, агония и корчи, на самом же деле было всего лишь бессознательным движением мышц, уже не контролируемых мозгом. Псы не чувствуют боли, им не страшно, как было больно и страшно тем, кого кусала или разрывала свора.

— Мы не живодеры и не палачи, — Семен бросал собакам шарики из фарша, — мы просто делаем то, что должны. Защищаем людей от собак. От этой гребаной части городской экосистемы.

— Я в курсе, Сем, — я тоже взял несколько шариков и бросил псам, пытаясь вот так, на глаз угадать, кто из них сожрал Лаврика и убил моего нерожденного ребенка. Сейчас, жадно хватая мясо, они были такими обычными бродячими псами. Неопасными. На первый взгляд. Но только на первый.

Раздав угощение, мы пошагали обратно. Молча, ни говоря ни слова о том, что только что сделали. Зачем говорить? Болтать — это бабское занятие, мужчина не говорит — делает. О том, что наша вылазка была успешной, я узнал спустя несколько часов. Моя машина в очередной раз была на СТО, и на работу мне приходилось добираться на марштрутке, а кратчайший путь к остановке как раз и проходил через этот пустырь.

Причитания, перемежающиеся проклятиями и призывами всех возможных кар на головы живодеров, потравивших собачек крысиным ядом, разносились в утреннем воздухе очень далеко. Они были там — наши собачьи опекунши.

Удивленные тем, что их милые питомцы не пришли на завтрак, старушенции явились узнать, что же могло случиться. И узнали. К этому времени практически все блоховозы уже отъехали, продолжали крутить педали только две самых крупных псины. Вой стоял такой, будто у бабулек только что любимые внучата скончались, а не бродячие псы. А я просто прошел мимо. Делая вид, что ничего этого не вижу. Не слышу. И не имею к этому никакого отношения.

Возвращаясь вечером домой, я увидел стоящую у подъезда «скорую», как оказалось, сердце бабы Гали не выдержало смерти любимых песиков, и с активисткой случился обширный инфаркт. Эта женщина, равнодушно любовавшаяся на то, как псы бросаются на прохожих, как разрывают чьих-то домашних любимцев, отправилась следом за своими «собачками» в страну вечных помоек.

А мы с Семеном продолжаем очищать город от бродячих псов, и теперь дети в нашем районе могут спокойно играть в песочницах и возвращаться из школы, женщины — выгуливать своих собак, не боясь, что на них набросится обнаглевшая стая. Наташка в курсе этого, как-то она обнаружила у меня в кармане пузырек с таблетками и спросила прямо — для чего они мне.

Я врать не стал, понадеявшись на то, что после случившегося градус ее любви к бездомным собакам значительно понизился. И я не ошибся. Выслушав меня, Наташа ничего говорить не стала, молча подошла и ткнулась лбом мне в плечо, прижалась уже сильно выпирающим животом и попросила об одном — быть осторожным. И я держал данное жене слово.

Сдержу его и сегодня, вручив очередным блоховозам билеты в один конец.

____________________________________________________
Примечания автора:
* Будка — простонародное название машины государственной службы по отлову собак.
* Бежит по радуге (догх. отправить на радугу) — собаки у зоозащитников не дохнут, не умирают и даже не переходят в мир иной, а именно «бегут по радуге туда, где много сахарных косточек». Бег по радуге или на радугу широко используется так же в творчестве догхантеров, наряду с понятиями «предстать перед Большой Собакой», «попасть в страну вечных помоек».
* Полечить, скормить витаминку — в догхантерском слэнге означает скормить бродячей собаке приманку для быстрого и безболезненного усыпления.
* Велосипед (зооф. корчатся в многочасовых страшных муках) — один из признаков успешного забега на радугу. Наблюдается, когда у отравленной собаки отключается мозг и задние конечности приходят в характерное беспорядочное движение.
* Вкусняшка, ластфуд, усыпляшка — паштет, ливерная колбаса, сосиска или котлета с изониазидом. Отведавшая этого угощения бродячая собака садится на велосипед и навсегда отъезжает на радугу. Догхантеры категорически против негуманных способов борьбы с блошариками и считают иные способы борьбы с бродячими собаками (например скармливание им рыболовных крючков, каустика или токсичных ядов) маргинальной жестокостью.