Как-то раз у Чехова был то ли День Рождения, то ли юбилей творческой деятельности. Сидит Антон Палыч на диванчике, гостей ждёт, книжку читает. Как известно, у Чехова была очень плохая память. Поэтому, читая свою собственную книгу, он всякий раз говорил вслух  «гениально» или «вот тут это здорово», а потом громко звал слугу Петра, чтобы уточнить, кто это написал.

 - Вы бы хоть на обложке читали, - злился Пётр, каждый раз закрывая книжку и тыча в фамилию и инициалы самого Чехова жёлтым от папирос ногтём указательного пальца.

 Польщенный своей гениальностью Чехов обычно дарил Петру мундштук со словами:

 - Держи, брат…- потому что никак не мог запомнить имя слуги.

 Вот и сейчас Антон Палыч перечитывал какого-то Антошу Чехонтэ и бубнил «великолепно». В дверь громко постучали пяткой и на лестничной площадке послышался лай. Чехов сам открыл дверь. На площадке стоял Павлов, явно выпимши.

 - Антоша, с праздничком тебя! – сказал Павлов заплетающимся языком, держась за дверь, чтоб не шатало.

 Потом он достал из-за спины собаку, вручил её Чехову и молча, в обуви пошёл в зал за стол.

 Не успел Чехов закрыть дверь, как на площадке уже стоял Менделеев с бутылкой абсента в одной руке и чемоданом в другой.

 - Что ж это вы, Дмитрий Иваныч, с чемоданом? – спрашивает Чехов, не сводя глаз с ярко-зелёной жидкости в литровой бутылке, - Али собрались куда?

 - Да я вообще с ним не расстаюсь, мало ли что? У меня там бельишко и зубная щётка, - зачем-то соврал Менделеев и покраснел, но под бородой это было незаметно.

 В чемодане у него лежала дешёвая репродукция картины Куинджи, фото самого Куинджи в полный рост без одежды, бутылка водки и две рюмки, на всякий пожарный.

 Менделеев вручил абсент, и тоже молча и почему-то в обуви пошёл к столу.

 - Свинство, - подумал Чехов, пряча абсент на антресолях в коридоре.

 Снова раздался звонок. Антон Павлович посмотрел в глазок и увидел лунную ночь на Днепре.

 - Здравствуйте, Архип Иванович,- сказал он входящему Куинджи.

 - И тебе здорова! На, подарок.

 С этими словами Куинджи протянул Чехову завёрнутый в бумагу прямоугольник.

 «А этот, как всегда, с картиной» - подумал Чехов – «Задолбал, блин. Закуски хоть бы раз принёс.»

 Все знали, что Куинджи, когда пишет, делает очень много ошибок. Поэтому он часто писал картины и очень редко просто писал.

 Чехов открыл подарок и сделал восхищенно-удивлённое лицо.

 - Это удивительно! Это восхитительно! Я удивлён и восхищён! – произнёс великий классик давно заученные фразы, так как сам выдумывать что-то новое не любил. На картине была изображена река, отражающая в себе луну. Надпись гласила «Дом с мизаниной».

 - Ну ладно, дом-то я нашёл, - обратился Чехов и Куинджи после двадцати минут рассматривания картины, - А мезанин где?

 - Вот чёрт! Забыл. Ну и ладно, всяко лучше, чем дворняг блохастых дарить.

 - Её хоть продать можно, не то, что мазню твою бездарную, - прокричал Павлов, -  Лучше б пожрать чё купил, художник!

 Менделеев попытался заступиться за Куинджи, но у него в бороде застрял укроп и его никто не воспринимал всерьёз.

 Все кричали, Чехов звонил в колокольчик, Павлов орал, что Малевич – гений, а Куинджи – посредственность. Куинджи обзывал Павлова живодёром и забулдыгой и дело уже вот-вот грозило перерасти в драку. Но пришёл Сталин, как всегда весёлый, с ящиком грузинского вина, все стали пить и помирились. Даже Куинджи с Павловым поцеловались в знак взаимного уважения и вечной дружбы. Один только Менделеев сидел расстроенный и спрашивал Чехова:

 - А чаво это он с кем попало целуется? – и по-детски дул пухлые губы.