Кто ты?
Когда не хватает сил, звенит в ушах пустота,
Боль пьет мою кровь взахлеб, не отнимая рта,
Я скатилась к подножью (умереть или выжить), здесь уже не до драк.
Ты выходишь ко мне на встречу в окружении белых собак:
Разинуты злобно пасти, красным горят глаза…
Я поднять головы не смею. На твоих ботинках роса.
И ты говоришь, и рушатся горы, в огне умирают цветы,
А я пытаюсь мучительно выдохнуть: «Скажи мне, скажи, кто же ты?»
И ты говоришь: «Вставай и иди, тебя ждут.
Ты прекрасно знаешь сама, что место твое не тут.
Поверь, дальше будет легче. Вставай и иди. Ну, скорей!»
И я выдыхаю, злобно ощерясь: «Не буду. Я ненавижу людей!»
«Я ненавижу людей. Пустые не буду подписывать чеки,
Я ни на грош не верю твоей лицемерной игре!
Мне отрубили голову в кровавом пятнадцатом веке,
После того как в четырнадцтом живьем сожгли на костре.
Кто ты? Тот самый? Глава Ордена Иезуитов?
Палач беспощадный, вышедший из темноты?
Самый последний наших времен инквизитор?
Скажи мне, в конце-то концов, кто же ты?»
А ты сверху вниз говоришь: « Поднимайся – иди вперед!
Не мечтай малодушно о смерти: не пришел на твой отдых черед».
И смотришь бездушно и холодно (не желаю такого врагу),
А я сглатываю всухую: «Я дальше идти не могу…»
«Я не могу идти – у меня переломаны крылья,
Перепонки разорваны, так и не заросли,
Лапы раздавлены в мясо… ты что, не помнишь, как вбили
Широкие твердые клинья в испанские сапоги?
Можешь кричать, бить и пинать – не встану.
Постой… это же… ты же… моя вахана.
Кто же ты? Дай мне вспомнить… волк, лисица, дракон?
Когда же закончится этот дурацкий сон?»
А ты просто устал и злобен, за шиворот грубо берешь.
Холоден и безжалостен, как финикийский нож,
И говоришь, вперед толкая, сквозь гневно стиснутый рот:
«Я – твоя вера в Добро, что никак в тебе не умрет».