МИФОЛОГИЯ ТЕЛА-3
…и только робкий взгляд со дна первооснов –
из створок бытия, улиточной одежды,
скользнёт по облакам. над чашами весов
оформится в мечту, но… обнулится – между
золою и огнём. лишь памяти глагол –
любить! тебя любить, как встарь, и не иначе,
спешит из сердца ввысь – в заоблачный подол,
туда, где вёсны все, несбыточные, плачут
капелью давних снов, в которых нам с тобой
дано с избытком встреч и нежности избытком.
с беспамятства, с нуля – безмолвною рабой
иду на голос твой. но холодно и зыбко…
***
колюч терновник, острые шипы –
табу для смертных или блажь природы?
безвинные свидетели волшбы,
скрепившей одиночества на годы?
я – не изольда, но… к тебе иду,
ты – не тристан, но голос полон страсти.
так птицы устремляются к гнезду,
когда один закон над ними властен –
экстаз. он предрекает долгий путь,
но, может быть, короткий, быстротечный.
в миг сладости – где праведная суть?
где снадобье, которым страсть залечат?
***
был светлым день. на вспаханное поле
из клюва птицы выпало зерно.
но ты молчал. ты – в лунном ореоле
искал всех бед злосчастное звено.
клинком трофейным – вёл по изголовью,
где след от нашей встречи не остыл,
хранитель твой с великою любовью
в который раз гасил безумный пыл…
но ветер бездны, чёрный и спесивый,
из тонких стрел неверия и лжи,
по капле – в кровь твою, несуетливо,
всегда вливал ночные миражи.
из сотен дорог, где могли бы мы встретиться снова,
из разных сюжетов – наивных, банальных и вечных,
ты выбрал ущелье, где меркнет от слабости слово,
где гаснут лампады и не загораются свечи.
я слышала крик твой, звенящий от злого бессилья,
свинцовые осы садились на плечи и темя …
и голос – другой, в вышине: "…и в далёкой севилье
ты будешь однажды …но вовсе не здесь и не с теми…".
а после – кружил хоровод умирающих вёсен.
сезонная пыль и туманы, дожди, снегопады…
одно неизменно – над тёмными пиками сосен
любовью светилась моя огневая лампада.
***
…это вселенский клевер ищет земной воды,
смешанной с лепестками памяти человечьей.
выйдешь, дитя, из лона – в мареве лебеды
колос ржаной и тёплый лунным мечом засвечен.
выйдешь… где сильный предок, боль суеты изжив,
стал отраженьем мифа на рукавах столетий.
хрупкое сердце бьётся – сколько в нём скрыто лжи…
или за ложь и правду мифы давно в ответе?
в узких ладонях века – жизней людских не счесть.
вхожи в телесный омут жидкости, соль, металлы,
но… если сердцу больно, значит, ты точно ЕСТЬ,
сколько бы снов не видел ты – о цветах валгаллы.
***
чтобы от боли зажглись в небесах иммортели,
целился вольный стрелок в синеоблачный остров.
стрелы летели на солнечный свет, и летели.
блики янтарной степи – в наконечниках острых…
было ли, не было... знает колчан опустевший.
но, где хранится колчан, неизвестно поныне.
только сквозь время, в душе, может быть, обрусевшей,
бьющейся птицей затравленной, в чьём-нибудь сыне,
давняя память начертит мишень-недотрогу
в непостижимом умом перелётном пространстве…
и мальчуган, жёлтой краской рисуя дорогу,
скажет: бессмертники всюду, где есть постоянство…
***
беззвучная царила пустота на расстоянье в тысячи парсеков,
глотая сон с немотного листа, но собирая числа по сусекам –
в единый слог…на плоскости монет не увидать первоначальных формул,
где равновесны атом – и ранет… где братьев обнуляют – каин … ромул…
не просчитать, насколько заряжён один обол и квант души харона,
когда шестёрка лезет на рожон, нацелясь на имперскую корону,
как много дней заложено в реестр болезней, страха и хмельной тревоги…
в культурный слой давно впечатан крест природных истин и – духовный подвиг.
тук-тук…долбят дожди в земную плешь. число дождинок, кратное сюжетам.
их суть – вино девических надежд, химерный дух – на городских манжетах,
и сотни правд на лезвии войны, сыновий хор, подобный камнепаду,
и женщины… рождающие сны, где боль любви сжигается в лампадах.