Зачем-то Сбрившему Бороду Стасу Кузьмину давным-давно обещанный дружеский шарж
Нестор Иванович опирается о стойку бара,
третий бокал ледяного пива, стынут мозги,
рука поглаживает кобуру, в которой вместо нагана
шевелятся подозрительные на ощупь стихи.
Пальцы подрагивают непроизвольно, нервно,
в другой руке лопается пустой бокал,
на сцене Сбривший Бороду разговаривает с небом –
цензор, мать твою за ногу, ну, ты попал!
Из-за столиков поднимаются пьяные головорезы,
на барной стойке устанавливают ручной пулемёт,
но Сбрившему Бороду похрен, он рифмами взрезал
непрочный покров бытия и листает вперёд,
как будто страницы в засаленной старой тетради.
Ему отвечают нестройной настырной пальбой,
и мама-Анархия тихо становится сзади
и светится от удовольствия рожей рябой.
Стихи затихают, колышется лоно портала,
братва подбирается к сцене, совсем озверев,
но Сбрившему Бороду похрен, он опытный малый –
бросает в толпу, как лимонку, последний катрен.
Рванули шальными осколками аплодисменты,
руками шестью голосует индус Ковальчук,
закончился слэм – Махно ухмыльнулся с портрета…
О, Бороду Сбривший, узнать от тебя я хочу,
что чувствуешь ты, когда небеса отвечают,
мелькают страницы, столетия и города?
(Прости меня, я забываю свои обещания)
Какие дремучие тайны хранила твоя борода?