Я никогда не видел Иудеи.
Мне стали родиной две комнатки с карнизом,
где за карнизом яблони старели
и в кухне крошки стряхивала мама,
и где над нашей крошечной отчизной
рояль соседка гаммами терзала.

Я не молился под Стеною Плача.
В нетридесятом царстве-государстве
встречался в путешествиях на дачу
мне разве Новый Иерусалим,
где тратились советские пиастры
с одной из тех, кем не был я любим.

Моё «прости» оставленной квартире,
моё «прощай» двум комнатам с карнизом.
Исписанный пергамент ностальгии
среди немодных нынче годовщин
хранит былые чувства как капризы
давно забытых следствий и причин.

Вот голоса. Хлопок дверей в парадном.
Вот по карнизу топот голубей.
Моё «увы» земле обетованной,
квадратным метрам юности моей
по адресу: Москва, Первопесчаный,
тому назад полжизни встречных дней.

Я никогда не видел Иудеи.
Был дом лишь там, где хлопотала мама.
Над пустотой провидца Торричелли
душа бездумно прыгала – кузнечик,
пока резьбу свою за панорамой
накручивало время, словно метчик.

Я никогда не видел Иудеи…