Смотри внимательней, Василиск,
в мои глазницы.
Я тризну правлю. Не видел тризн
таких. Забыться
не сможешь – сколько бы ни лежал
под черно-зевом
открыта летопись гиблых жатв
пустого тела.
Пергамент кожи затерт до дыр.
Горит ли нёбо – 
проверь, коль выдержишь пекло – ты
немого слова.
А я сижу на краю зимы,
золу мешаю.
И знает Сварга, что горек дым
таких пожаров.
Но псом побитым ушла в закут –
скулит и только.
А я картошку себе пеку
в нутре угольев.
Я поминаю – смотри острей –
любовь истлела.
Да ты уже беспросветно слеп.
И сажей белой
усыпан пол за моим окном –
кому молиться,
когда в дыму задохнулся Бог,
пусты – глазницы…