1

… там, наверху, говорят на постой о море.
крылья гнездом-палаткою вьют, и кашель
миши и гоши считают началом шторма
в сине-бессиней жидкой дельфиньей каше.

если ты сверху, то вспомни, что звёзды – «йожки» –
нежно-колючи… что сладко тонуть – как в лапах
самого нежного… что на припляжной ложке
стих замирает, сбившись прохладным кляпом

в горле, где греческих амфор звенят осколки
солью, а скалы застенчиво болью гладят …
небо садится птицею на иголку –
линию влажности. звёзды снимают платья...

…вот бы вернуться прибитым волной эскудо
в домик-акулу, натёртый до крови перцем:
душ-гильотина, развешенная посуда,
море висит на балконе, как полотенце, –

сеет песок, что взойдёт на горячей плитке
контуром краба, медузой, прижатой к рекам
пота и счастья, ползущего, как улитка –
в самую тёмную ямочку человека…


2

… вот оно перекатывается в тебе –
и ванильные острова превращаются в сердце, омытое белой пеной,
мясом чаек, медузьим жиром, костями берега…
вот солнышка голова
наблюдает, как море возвращает тебя жизни, поднимая тебя, как пенис,
изо рва бессилия, из загранья жизни, как выносит тебя волнушка-боливар
из пустыни пустынь, из кабацкой тоски, из лачуги, нищенской до стриптиза,
из засосов, оставленных посиневшими не как надо губами шлюх –

и когда ты торчишь у него, то становишься каплей моря,
и о тебе говорят сверху, в воде и снизу.
и ты превращаешься в абсолютный, как счастье, слух.

 

 

/июль 2010