Александр Моцар «Балаганные клоуны»
Дата: 11 Серпня 2015 | Категорія: «Поезія» | Перегляди: 2418 | Коментарів: 3
Автор_ка: Александр Моцар (Всі публікації)| Редактор_ка: Сергій Стойко | Зображення: Shirley Moskowitz
Олександр Моцар - український поет, прозаїк (пише російською мовою). Куратор мережевої версії нью-йоркського літературно-художнього альманаху «Черновик» (2004-2014). Лауреат журналу «Дети Ра» (2006). Співорганізатор міжнародного мейл-арт-проекту «45 років школи кореспонденції Рея Джонсона» (2008). Віце-президент Академії Заумі України. Учасник літературної групи ДООС.
Автор поетичної збірки «Бим и Бом и другие клоуны» (2013) і численних публікацій у російських, українських, американських, французьких, німецьких літературних виданнях, а також журналах та альманахах («Дети Ра», «Черновик», «©оюз Писателей», «Журнал ПОэтов», «Альманах Академии Зауми», «Акт», «Словолов», «Стетоскоп», «СТЫХ», «Футурум АРТ» та ін.).
1
Андрей, Сергей, Саша – балаганные клоуны.
Клоунам по десять лет, они учатся в четвёртом классе.
У них одинаково, под полубокс, подстрижены головы.
Носы обыкновенные, не круглые и не красные.
Тем не менее учительница истории и учитель пения
Утверждают их принадлежность к цирковой касте.
Говорят они об этом с еле заметным оттенком презрения.
Полная тишина стоит при этом в классе.
Внезапно смехом взрывается аудитория –
Саша сказал, что если он клоун, то пусть обращаются к нему Бим или Бом.
Учитель пения возмущённо оглядывается на учительницу истории:
- Вы посмотрите на него! Ему же ещё и смешно!
На самом деле не смешно Саше.
Он знает, что дома ему предстоит неприятный разговор с родителями.
Родители обязательно сообщат о его поступке бабушке,
Которая гордится тем, что носит медаль заслуженного учителя.
Саша, конечно, любит бабушку и родителей,
Но в предчувствии того, что именно они его накажут,
Он непонятно зачем стремится, чтобы поступок перед ними выглядел
Как можно циничней и гаже.
Сумерки. Осень. Часы – сколько всего натикали.
Прошлым переполнено двухкомнатное пространство.
Саша сидит передо мной, словно отражение в зеркале.
Саша до сих пор никак не может в себе разобраться.
2
Жизнь Саши текла в течении монотонном.
Но она изменилась однажды резко,
После того, как он поселился в доме
Построенном на кладбище индейском.
Странное, по сути, это здание.
Каждый шаг по нему отзывается скрипом.
И уже в первую ночь Саша обратил внимание,
На посторонние шёпоты и крики.
Раздающиеся то внутри дома, то из заброшенного сада.
Саша несколько ночей всё это напряжённо слушал,
Пока не открылась ему пугающая правда,
Что это шумят индейцев неупокоенные души.
Откуда души индейцев появились под Киевом,
Рассказал ему алкоголик Потапов,
С душой стопроцентного WASP-шерифа
С юга североамериканских штатов.
Тёмную выслушал Саша историю.
Если конечно верить рассказу алкаша,
То на этом месте когда-то те, кто в душе ковбои
Устроили засаду на тех, у кого была индейцев душа.
Здесь же индейцев и похоронили.
Насыпали над их краснокожими телами холм.
Позже построили на могиле
Этот странный, скрипящий дом.
Что было дальше – опустим детали.
Обойдёмся без голливудских клише.
А души индейцев Сашу больше не пугали,
Так как Саша сам стал индейцем в душе.
3
- Современной поэзии не существует.
Безапелляционно и однозначно -
Говорит мне приятель и добавляет грубо: -
Не смотри на меня так своими глазёнками поросячьими.
Мы подходим к памятнику Пушкину,
Садимся на лавочку, прихлёбываем пиво.
Александр Сергеевич нас задумчиво слушает,
Пряча цилиндр свой за спину.
Глядя на памятник приятель пытается острить: -
Что-то о поэте как о хозяине времени…
Я перебиваю его: - Слушай, а менты нас не свинтят?
- Могут. Так что давай, допивай скорее.
В сущности, Пушкин – поэт своей субкультуры.
Аристократия, дворянство – небольшой срез тогдашнего общества,
Но весьма интенсивный, не то, что современный гламур –
Обноски с плеча какого-нибудь заморского ничтожества.
Я возражаю: - Но и тогда была та же шняга.
Кальку снимали с Запада просто как «здрасте»…
Продолжая беседу, мы заливаем коньяк во флягу,
Перед началом литературного вечера с нашим участием.
4
По моей воле коробка комнаты становится круглой.
Нет, еще не свободен, к чему-то привязан.
Взгляд упирается в угол
Лбом, как ребёнок наказанный.
Действительность еще связывает воображение.
Помочь развязать этот узел некому.
Опять принимаю форму своего отражения
Когда приближаюсь к зеркалу.
Отталкиваюсь от него ногами.
Осколки – лезвием по паутине.
Пока еще остаюсь в тумане
Но уже в изумрудной долине.
В небо птицей взлетаю.
Но стремительно возвращает меня на землю
Страх. Это и есть смерть вторая,
Которая всегда предвосхищает первую.
5
Ие Киве
В тихом омуте по-прежнему тихо.
Черти вывелись, остались пиявки.
Врач-психиатр при нем пара не буйных психов,
Да ведьма старая, но от неё хорошо помогают булавки.
По вечерам, врач меня развлекает прошлым,
Разливая по рюмкам смородиновую водку.
Он присматривается ко мне настороженно,
Поглаживая чеховскую бородку.
Впрочем, прошлое меня не волнует теперь.
Всё что было, сфотографировано и забыто заслуженно.
Тень это всего лишь тень,
Которую отбрасывает от себя человек, как что-то ненужное.
Тихо в омуте, часы отбивают ритм
Тенью сидит человек, ведет беседу сакральную.
Когда он обращается ко мне, я притворяюсь немым
Т.е. отвечаю на его вопросы правильно.
1
