Я заселяюсь в гостиницу, по территории которой гуляют тигры. Дяденька (у него фиолетовые волосы с одной-единственной седой прядью) идет за мной, пока я тяну по ступенькам огромный чемодан. На мне шорты и удивительно легкие туфли, сейчас я вся состою из легкости, может, именно потому моя нога окунается в пространство между спиной этого дяди и его сумкой.
Он восхищен! Признается мне в любви, любуясь золотистым цветом моих голых ног. Он пишет об этом в твиттере, а тигры лижут мне руку, гостиничные  мальчики тянут их за ошейники. Моя голова кружится, ступеньки все круче — они тоже ворочаются под ногами, пока я выхватываю из вертящегося мира твою руку.

Ну вот. Тут, наверху, кажется, больше тишины.
Вытаскиваю одеяла из всех шкафов  и разбрасываю по комнатам.
Идешь ко мне. Вокруг много людей, не помню, кто они, они много пьют и курят, все в дыму. Не помню, кто ты. Но с тобою мир становится плюшевым и ярко пахнущим. Я снаружи себя, ты изнутри меня, а я – прядь волос, качающаяся на фоне зеленой ванны.

Завтра идем на экскурсию. Этот  город …

А пока что мне снится: я Мальвина, и лёгонькая синяя юбочка развевается на ветру. Стою на горе, и вокруг солнце, солнце, солнце. Прыгаю. Ловишь меня-ребенка.

Я просыпаюсь на полпути, не зная, куда именно. Меня заметает снег. Много белого и холодного, только детский плач вокруг меня. Взрослый мужчина берет за руку, кольцо на его безымянном пальце холоднее всякого льда. Я боюсь его. Я потерянный ребенок, теперь прислуга в его доме. Но говорю «Подожди», неведомо почему, обращаясь к нему на «ты», и бегу на улицу, там опять ты, слышу: «Ну, давай быстрее», и опять твоя рука спасает меня, и мы убегаем  туда, где можно гулять по горам в синей юбочке.

Пока мы еще не во времени, нигде, я захожу в свой школьный двор. Там — темные елки. Опускаюсь на колени, они оставляют кровавые следы на шершавом асфальте, закрываю лицо руками и рыдаю вслух, громко и горько. Елки — вся темнота моего мира.

Идем туда, где вода затопила могилы, идем туда, где зеленые камыши, и там, где сидят старики  в раскладных креслах, читая газеты,  и девочки со сломанной ногой улыбаются и угощают чаем, янтарней которого не найти. Ни там, где время идет, и старики считают пенсии, а девочки ругаются с мамами, ни там, где время остановилось, только и остаются удочки у затопленных могил и чаепития, рассыпанные не купленными мамой бусами.

А завтра я в чужой квартире, сижу, голая, у раскрытого окна, и моя рука кажется мне чужой.