Сторукая карлица  - бледная яблоня белый налив,

не ждущая дождь: разлюбившие так - не ждут.

Живи в поллица. Видишь, ангел сидит на сливе,

а хочет к тебе, но  сидит, потому что труд

и так небольшой - потакать ни себе, ни людям.

Пой, яблоня, пой, наблюдай урожай: ещё

взойдут на белёсое солнце - фруктовые блюдо,

и будет их поровну - съеденных и прощённых.

И всякая голова в болезнь, и всякое сердце - в плач.

Полы плаща поржавевшим лезвием вспарывают пространство.

Вот на кухне вдова - молодая, смогла, не прячет

лица. Пусть учится притворяться.

Работа проста, как мир или мирный атом:

трепанация чайника, препарирования томатов,

натирание мелом фамильного серебра.

Живет как без ножки пуговка - не пришей,

из теплого дождика выгнанная взашей,

монетка, зависшая в воздухе  - нет ребра.

А в городе доброго воздуха воздух прян,

когда карнавал не по пятницам, а уже.

Здесь время не тонкой ниточкой, толстой пряхой,

дешёвой женой набрасывается на шею.

И хочется пить, но два месяца нет дождя,

и влаги не жди: выживают не все хордовые.

Блестящие люди спускаются к океану

и смотрят на рыб, и потом превращаются в воду.

Но фокус смещён -  у воды златоногая барышня

танцует фламенко. И мечется cante hondo

испуганной птицей. Красная, как боярышник,

шаль превращается в анаконду.

И вот начинается с капли - а там и дождь, и

дожили - ливень - шекспировский, свифтовый - падает

на круглую землю взмыленной, серой лошадью,

и катится по миру кислое серое яблоко.

Вот ангел на сливе почешет крыло - и к карлице,

Блестящие люди становятся серебром.

А кислое яблочко катится, катится, катится.

Чайник вскипает.

Монетка падает на ребро.