Введение во храм Богородицы

---

Она не поняла, как подошло

К ней чудо-чувство из великих далей.

Её уста святой земле «Шалом!»

Впервые пару дней назад сказали.

 

Её уста не знали сложных фраз

Ещё. Весь мир был в солнце, папе, маме.

Она была еще не среди нас,

Как взрослая, а как ребенок — с нами.

 

Земля, касаясь шелковых ступней

Не верила — впервые! — осязанью.

А небо намечало нимб над ней:

Лазурь сродни трехлетнему созданью;

 

Легко цвела вокруг ее кудрей.

Набрасывала свет платком незримым

И ластилась и приставала к ней

Лазурь, просилась стать неотделимой

 

От маленького тéльца. Всё вокруг

Стремилось к ней. И всё предупреждало

О том, что выше неба в ней недуг,

Что в ней одной — Конец, в одной Начало.

 

…Печально выходила. Скрип дверей

Был знáком, был вместилищем печали.

Она неслась вприпрыжку и за ней

Родные в первый раз не поспевали.

 

 

 

Она сверкала всем, что было в ней.

Она лилась безбрежному навстречу,

Она была его в сто раз нежней

И утреннего ветра с моря легче.

 

Она нашла, что от неё светло.

Почти не удивилась. Многим ярче

Пылало Чувство. И ее трясло,

Несло, влекло, вело за ручку дальше.

 

Она купалась в солнечном луче,

С пылинок роем, с воробьиной стаей.

И это чувство было горячей

Чем мы его порою щедрой знаем.

 

Она с собою сладить не могла.

На детский лик вовсю дышала хвоя,

Вела с собой. И горькая смола

Ее влекла, тащила за собою.

 

И всё, на что она бросала взгляд,

Исполненным магического знака

Оказывалось. На века подряд,

Блестело так, что заставляло плакать.

 

И на руках несла дорога в Храм

Ее, и подостлала пыль под ноги

Некрепкие, задорные… А нам

Оставлена с тех пор о той дороге

 

Тоска. Она из всех домашних дней

Струится, глаз прищурив близоруко.

Тоске неразрешимой даль видней

Из детского пространства, мира кукол.

 

…Тем временем она входила в храм.

Она росла. Пятнадцати ступеням

Был равен взлёт. И, оказавшись там,

Пришла в себя едва. И в облак пене

 

Взирала божий мир с таких высот,

С каких его не видели дотоле.

Казалось, сердце выпрыгнет вот-вот

Печальное, безбрежное, на волю.

 

Ей не хватало ошалевших рук,

Чтоб всё обнять. И в жуткой вспышке плача

Был не каприз ребенка, не испуг,

А Чувство, что любого чувства ярче.

 

Она летела, им поражена,

Как падают во власти пропасть. Лоно

Невыносимо теплое, без дна,

Что было скрипом двери, небосклоном,

 

Что было мамой. Трудным Словом. Всем.

Она вдруг поняла, что это значит.

Едва вмещался бесконечный шем

Зехер[1] в то Чувство, что рожденья ярче.

 

Она тогда не знала, что родит.

Что станет человечество поэтом.

Нет, знала. Только стоит делать вид,

Что ты не знаешь ничего об этом.

 

 

 

 

На то, что в бытность Евой отвела

Ты взгляд людской — теперь вернешь обратно.

Для женщины огромные дела

Припрятаны судьбою аккуратно.

 

Ты будешь основною из причин

Не только войн, но будущих столетий.

Тобой, Тобой, Тобой рожденный Сын

Твердит нам всем, что жизнь сильнее смерти.

 

…Ручонками ощупывала вход,

Как дети. «Всё вокруг, как храм! Как странно!» -

Всё лепетала… Точкой у ворот

Казались бедный Иоаким с Анной…

Поэма "Революция", отрывок

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---