Земля уже вращаться перестала.

Застыла, как юла в забытой детской,

Подернувшись неровным слоем сала

В естественном желании согреться.

А мы живем. И день, и ночь – все те же.

Да это солнце с жалостью библейской

Само подвиглось по-над твердью: держит

Ее на иждивении плебейском.

Зима уже давно сравнялась с летом.

Что осень, что весна – глухие тучи.

И снова по-эдемски неодета

Та горсть людей, которые живучи.

Ей холодно. Она не понимает,

Зачем осталась на остывшем пепле.

Пошли упоминания о рае…

Похоже. Было б – если бы ослепли.

Они умрут. Останутся лишь двое.

Им снова явит Бог себя, быть может,

И добрыми словами успокоит:

Запретным Древом волю уничтожит.

Да некому их искушать: все змеи

И прочие рептилии – угасли.

И Бог, зевая, думает о смерти.

Он всемогущ – а значит, будет счастлив

Так, как захочет – не воззрев на лица,

Возляжет и забудет воскресенья.

И двое разом прекратят молиться,

В единый миг познав, что нет спасенья.

Один умрет. Останется другая,

Которая сумеет и без Бога.

Терпение. Теперь – не ради рая,

А ради самого себя, тупого.

И будет Плод закатанным в варенье,

И ляжет Змий узором для вязанья.

И будет суд. И приговор терпенью:

«Ты вместо рая будешь наказаньем»