На Крещатике — людно. Вокруг — ни души.
И рефреном внутри — надо жить, надо жить,
Надышать, не дожать, не дождаться, когда
Придадут ускорение. К чёрту — года.

Обнуление. Счётчик по новой трещит.
А поэзия, знаешь, не меч и не щит.
Мы солдаты ещё, но уже не бойцы.
Не сидеть в темноте. Не бояться бацилл.

Не дрожать, не рожать недоношенных строк,
Что попало не пить и не петь у костров,
Если время — стрелять, если время — обрез...
Мы успели вполне. Мы попали под пресс,

Но смогли распрямиться. И сразу — на бис.
И не важно уже, кто кричал: "Становись!"
Мы услышали зов. Мы увидели путь.
И шагнули вперёд. Остальное — забудь.

И вслепую, ползком — без надежды на блиц.
У причала уснули твои корабли.
Доберёмся ли вплавь — не вопрос. Не беда.
Лишь бы только — самим. Лишь бы не наблюдать...

Равнодушие — брешь во вселенской груди.
Ты домой не спеши — ты со мной поброди.
По земле и по небу. И между — а дом...
Всё былое — уснёт. И покроется льдом.

И останется свет. И останется тьма.
Одинокие песни и чьи-то тома.
Но пока — только я. Только ты. Только Бог.
И не наша печаль, что кому-то слабо.

Я тебя дождалась. Я увидела дверь.
Приоткрыла. Вошла. Сотворённому — верь.
Всё для нас, и от слёз отнимается речь.
Я с тобой. Я сумею тебя уберечь.