Ленин рос в лесу, поправлял шляпку рукой,

Я взял косу, широко шагнул ногой,

Открыл глаз, потом другой,

И увидел поросёнка.

Он рос из потолка и пронзительно визжал,

Его пыталась сорвать чья-то рука

Надменная, розовая, пухлая.

Я крикнул ей: «Акстись Акстисья»,

И она превратилась в цветок,

За лепестком лепесток улетал на восток,

Да не было толку во всех деяньях.

Тогда я приклеил ус,

Завязал со всем плохим и галстук,

На зеркало плюнул три раза как трус.

Тем временем небо припало к земле

И жадно лакало воду из лужи.

Я отломал кусок неба и поранил палец

О голубое стекло.

А чёрный космос и вовсе не знал обо мне,

Он, как таковой, бал только звездой,

Осколком осколка, поранившим палец.

Всего, что случилось, хватило вполне,

А дырка осталась, осколок в кармане

Завыл при луне, посерел и издох.

Он, в сущности, был моим преданным другом,

Одним из немногих.

Забывши про всё, говорили деревья

О том, что теперь уж не те времена.

Одно мне сказало: «Я б корни отрезало,

А, в общем-то, мне и земля не нужна».

Я просто моргнул и исчез на секунду,

Придумал два слова и их прокричал.

Ленин сидит на Авроре и смотрит,

Следит, как с водой играет причал.

Магический ключ и летающий ус,

На рынке сидел говорящий арбуз

И людей продавал.

Как раз карнавал, по рублю за кило,

Так я торговался, уже рассвело.

Всё начало меркнуть и таять кругом,

Лежу я в постели почти нагишом,

А рядом лежит полосатый арбуз,

И Ленин не дует в летающий ус.