Марина. "До 120-ти"- и дальше...
8 октября 1892 г.
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все — как будто бы под небом
И не было меня!
«Она единственная во всем Серебряном веке, чей живой физический голос
не сохранился! Ее даже и не думали пригласить на фонограф к Бернштейну.
Настолько незначительной она считалась до отъезда.
Ни одного кадра в кино, ни одного звука для вечности.
С ее живым присутствием как-то плохо - и тогда, и сейчас.
А когда встречалась с Ахматовой в 40-м году в Москве - шла на свидание
с Королевой. У Ахматовой свита, бесконечные эккерманы, у нее - только перо
и тетрадные листочки. То, что она вернулась в Россию, было замечено только
подручными Берии, Ахматовой да Пастернаком.
То, что она погибла, вообще не было заметно на фоне великих народных
бедствий. Ее возродила к жизни только дочь, посвятившая остаток
послелагерной жизни изданиям стихов полуизвестной матери.
А потом, уже в 70-е, когда ее книги везли из Болгарии и Венгрии счастливые
выездные туристы, оказалось, что книга Цветаевой это твердая валюта.
Ею, как Булгаковым и Высоцким, можно было платить мясникам и слесарю
автосервиса. С ее помощью привораживали нужных людей.
Зеленый томик стоял на полках у знаменитых врачей и книжных спекулянтов.
Ее признали, когда она стала - деньги.
Пошли романсы в фильмах Рязанова, песни в исполнении Пугачевой.
Марина стала своей в пошлой блатной стране.
Без отца - великого античника, без сестры - знаменитого писателя.
Без дружб с Волошиным и Мандельштамом. Без эмигрантских друзей-врагов.
Без мужа-агента НКВД. Просто сама по себе Марина.
До ученого далеко, его знания светят, но не греют.
Актер скрывается за своей маской, музыкант - за своей музыкой.
(Владимир Емельянов. СПб. Россия.)
За то, что мне — прямая неизбежность —
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
— Послушайте! — Еще меня любите
За то, что я умру.
Акварельный портрет Цветаевой - незадолго до её отъезда в СССР...
Памяти Марины Цветаевой
Хмуро тянется день непогожий.
Безутешно струятся ручьи
По крыльцу перед дверью прихожей
И в открытые окна мои.
За оградою вдоль по дороге
Затопляет общественный сад.
Развалившись, как звери в берлоге,
Облака в беспорядке лежат.
Мне в ненастьи мерещится книга
О земле и ее красоте.
Я рисую лесную шишигу
Для тебя на заглавном листе.
Ах, Марина, давно уже время,
Да и труд не такой уж ахти,
Твой заброшенный прах в реквиеме
Из Елабуги перенести.
Торжество твоего переноса
Я задумывал в прошлом году
Над снегами пустынного плеса,
Где зимуют баркасы во льду.
х х х
Мне так же трудно до сих пор
Вообразить тебя умершей,
Как скопидомкой мильонершей
Средь голодающих сестер.
Что сделать мне тебе в угоду?
Дай как-нибудь об этом весть.
В молчаньи твоего ухода
Упрек невысказанный есть.
Всегда загадочны утраты.
В бесплодных розысках в ответ
Я мучаюсь без результата:
У смерти очертаний нет.
Тут все — полуслова и тени,
Обмолвки и самообман,
И только верой в воскресенье
Какой-то указатель дан.
Зима — как пышные поминки:
Наружу выйти из жилья,
Прибавить к сумеркам коринки,
Облить вином — вот и кутья.
Пред домом яблоня в сугробе.
И город в снежной пелене —
Твое огромное надгробье,
Как целый год казалось мне.
Лицом повернутая к Богу,
Ты тянешься к нему с земли,
Как в дни, когда тебе итога
Еще на ней не подвели.
1943
Борис Пастернак
0
