В пентаграмме бессонницы мечется наша тоска,

И секунды, как пули, тревожно свистят у виска.

Дезертиром надежды к твоим приникаю ногам,

И затмения истины суть беспощадно нага.

Затаилось в уютной ложбинке родное тепло,

И неведомо, сколько воды до тебя утекло,

Трепанация вечности — каждый написанный стих,

Но молчать не могу — истекаю словами, прости.

Выгораю до нежности, ночь подгоняет под дых,

Я ожогом весны застываю в ладонях твоих,

Под прицелом зрачка превращаюсь в неоновый дым

И дышу за того, кто успел умереть молодым.

Оплавляются вены, и разум послушно искрит,

Коченеет в гортани спелёнатый связками крик.

Утыкаюсь в горячую кожу — последний приют,

И неважно, что гончие в спины отравой плюют.

В пентаграмме забвения мечется раненый мозг,

Под затылком — брусчатка, последний спасительный мост.

Я помечена шрамами — теми, что ноют внутри,

И делю на двоих, чтобы тотчас умножить на три.

Разворочено сердце — твердят, что уже не жилец,

Но, роняя приклад, я себя запрещаю жалеть,

И, по крышам шагая, срываю небесный настил —

Мне, как знамя, дано перебитые крылья нести.

В пентаграмму отчаянья вписаны наши следы,

Не алмазные россыпи — просто осколки слюды,

Перепутаны пальцы, проникли друг в друга насквозь,

И шевелится совесть — заточенный памятью гвоздь.

Иероглиф предательства — тени незримых рогов,

И такие друзья, что не надо смертельных врагов.

То не ангелы — души потомков призывно трубят,

Я, назло палачам, выживаю — во имя тебя...