LITCENTR

я никаких отговорок не ищу и не пытаюсь, а полемика вся из-за моей фразы о том, что Диван - не лучшее место для поэтических чтений.

И потом, я реально себе не ставлю задачи повышения культурного уровня нашей "искушенной" публики, в конце концов, если чел пришел пожрать, поржать и нажраться, хули ему стихи тулить?

ну значит публике то, что происходло на сцене совершенно не интересно, вот и все. не знаю чем там Рубинштейн их взял, может знаменитостью своей.

ну их и не проймешь ничем, даже надеяться не стоит

да, в Диване ползала было точно искушенных потребителей))))

Спасибо всем пришедшим.
Отдельное спасибо Полине за идею и ее воплощение.

Впечатления такие: сначала пришлось немного понервничать из-за того, что никак не удавалось определиться с подключением моей гитары. Это смазало мой первый выход, т.к. играть на нервах дело хреновое: все вечно идет не так и кайфа никакого. Дальше было нормально. Единственное, что мешало - шум зала. Я понимаю, что многим людям все это нафиг не нужно, они пришли не за этим, однако из-за того, что некоторые компании в зале ржали, как лошади в брачный сезон, читать стихи было сложно (петь, кстати, проще). В этом смысле ДИВАН не лучшее место для поэтических чтений.

При всем этом, общее впечатление хорошее, на чем и останавливаюсь))))

Отлично.

"ветхая даль и – в дому" - тут "и" ритмически лишнее, если убрать - хуже ведь не будет.

Ого, Женька, ни фига себе рефлексия!

Круто.

отлично!

Вот еще стихи:

Затмение

Я завидую людям, которые спят в поездах
и уверенно пьют кипяток из дрожащих стаканов,
для которых все рельсы на свете – одна борозда
и кому параллели дороже меридианов.

Я завидую людям, которые любят людей, –
нелюдимые люди гуляют вдали от вокзалов,
одержимые рядом нелепых, но вечных идей
превращенья камней...
превращенья камней – в драгметаллы.

Я завидую людям, точнее – всего одному
Человеку, который, действительно,
царь и зверей, и растений.
Говорят, Он внутри. Я его в темноте обниму,
ожидая, возможно, сиянья, возможно – затменья.

Распятие

Я больше был растерян, чем распят
неверием или, возможно, верой,
одетый в гвозди с головы до пят,
нанизанный на штык легионера.

Я больше был, чем не был. Наконец
табличка «Царь», к тому же «Иудеи»
больней давила в темя, чем венец,
и с двух сторон несчастные злодеи

мне говорили: «Ты не виноват!».
Я виноват! Мечты об общем рае
не отменяют персональный ад,
наоборот: подталкивают к краю.

...И Я не понимал, зачем звезда
тогда светила маме над яслями,
Я превращался в щепку от креста,
и горизонт свивался вензелями

на чёрном небе. Никаких следов
присутствия хотя бы тени Бога,
а только прах людей и городов,
что все двенадцать отряхнут с порога...

И крест скорее был упрёк, чем крик:
«Меня оставил Ты, Отец небесный!»
И меньше всех Я верил в этот миг,
что всё-таки когда-нибудь воскресну.

* * *
между мной и не мной разрушается карточный мост
и теперь я не знаю, в каком направлении ост
и куда мне идти, если пункт назначения – ист
раздаётся внутри молодецкий пронзительный свист
и шуршание крыл, и жужжание шершней и ос
на губах замирает молитва, бессвязное: Гос-
подь – поди разберись, кто ответит на лёгкий вопрос:
почему все молитвы спрессованы в ёмкое SOS?
ну, а я распускаю молчанье заплéтенных кос
потому и заслышался свист, и разрушился мост,
и не SOS, а СПАСИБО. Спасибо за ист и за ост!
Я иду по мосту. Ты и есть мой единственный мост.

Мне снился дом

Мне снился дом, облитый сургучом,
Над домом ива низко наклонилась.
Я утром разговаривал с врачом.
Он спрашивал меня о том, что снилось.
Я рассказал.

Мне снился дым без дома и трубы.
Мне снился кот, чей хвост трубой был поднят.
Ещё во мне приснились мне рабы –
по капле их выдавливал, но помню,
что не был понят

ни домом, ни рабами, ни врачом –
мне снилась материнская утроба.
Я из неё с трудом был извлечён
и почему-то сразу помещён
в прямоугольник гроба.

Я не захотел
таких пространств, таких перемещений.
Я был всего лишь атом в сгустке тел,
я – атомный – потребовал прощенья,
и был прощён

и возвращён сюда –
в густую вязь вибрирующей яви,
где на дорожках Страшного Суда
под каблуком поскрипывает гравий...
И ждёт письма хозяин сургуча.
И снова ждёт врача хозяйка дома.
А ива, как ни странно, ждёт луча,
покачивая веткой невесомо.

* * *
я любила одиннадцать гордых мужчин
обливалась восторженно-горькой слюной
я нашла бы одиннадцать тысяч причин
объяснить почему. только хватит одной:
я была им любовница, мать и раба
подыхала от их итальянских очей
взмокших прядей на смуглых расплавленных лбах
мне никто никогда не заменит ничем...
все мертвы. у ворот мой растерзанный плач
мне вонзается в грудь, как осиновый кол
а в руках я держу окровавленный мяч
итальянской любви. Ненавижу футбол!!!

ааа..., я понял вноябреманит/времени...

блин, ну с этим просто так не справиться))) кроме того, так получается, что слово "манит" совсем без ударения. это кстати и сбивает, потому что читатель хочет с ударением