ни в коей мере не цепляясь за смысл - поскольку впечатлился и прибалдел - и за ритмику - поскольку она сыграла - осмелюсь предложить свою форму...
Город без имени – в мареве дачном. В городе – дом. В дому – окна с решётками, столик невзрачный, с письмами к никому. На терпеливо-ленивой бумаге – болиголовы слов: тропы степные, курганы, овраги, реки без рукавов... Мальчик с отцовским биноклем на шее - бронзов, светловолос, машет и машет - бумажному змею. Горькое чудо слёз. Длинная нота оборванной нити, слышная лишь ему... Ветреный вечер - и свитер забытый, ветхая даль и – в дому алые маки усеяли стены... Сколько в них ни кружи, быт омрачит ощущенье подмены, правдоподобной лжи в кресле, под лампой, в ещё один вечер. Мошки на свет летят... Дни,как матрёшки. И в каждый - всё меньше - втискиваешь себя.
И мы пройдем аллеей томной, я - с молотом, а ты - с серпом, вожатому страны огромной в утиль-сырье, металлолом неся ненужные железки. И встанет новая заря. Мы в Интернетски цацки-пецки нырнем башками вниз. Уря!
* улыбается "Я пытаюсь сорваться с нее, как Полкан с цепи. Мам, он во мне солирует, как фагот," Поскольку до этого никого мужского рода не было (был, правда, год, но год по смыслу еще дальше), соответственно, он - это Полкан. Вообще-то все понятно...
"Шел дождь. Он не пришел. Она ушла. Он закончился ночью. Она отошла, но забыла зонтик. Черный зонтик со звездами. Ночь всегда забывает зонтик, но не всегда со звездами. Но не он пришел и растворил его в себе..."