ТЮТЯ ИДЕТ В ШКОЛУ

---

И года не прошло после защиты, как я полетел в Иркутск. Хоздоговорная пятилетка едва началась, и я наслаждался поисками смысла жизни. Докторская – 3–4 кандидатские. Одна из них – твоя, остальные – якобы под твоим руководством, или в лаборатории, в которой есть и твое рабочее место. Зная это, никак не мог решить – взяться ли за докторскую?
Иркутская школа ядерного магнитного рзонанса (ЯМР) весьма авторитетна.
Увеличить ее известность и дать возможность коллегам пообщаться на свежем воздухе, была призвана ежегодная летняя школа – школа ЯМР. Занятия проводились на берегу Байкала. За год до этого там побывал Просяник. Теперь настал мой черед.
С докладом и иллюстрациями проблем не было (после защиты в суматохе не выбросили). Но, что брать с собой? Шеф утверждал – ничего! К озеру его привезли на машине. Не мудрствуя лукаво, я выбрал зеленые джинсы из микровельвета и велюровый пиджак, сшитые из ткани, привезенной мамой из Англии. Из достойных вещей у меня был еще подаренный на защиту дипломат.
Во всем зеленом, с дипломатом в одной руке и тубусом с таблицами в другой, я гордо ступил на трап самолета. Так и полетел.
В институте приготовления к школе шли полным ходом. Сверяясь со списками, ученые юноши и девушки, все подряд раскладывали и сортировали.
Меня встретили радушно, но поинтересовались, где мои вещи? Ответил стандартно – все свое ношу с собой. Тогда мне объяснили, что я пока не профессор, буду ли им – им неизвестно (это я и сам еще не решил), и добираться в Школу придется с отрядом молодых ученых. Кроме поездки на электричке предстоит небольшая познавательная прогулка по тайге, поэтому желательно переодеться. Все были настолько добры, что я тут же разжился старенькими кедами, которые, видимо, не выбросили в прошлом году, так как зима в Сибири наступает внезапно, а также спортивными брюками. Со схожей судьбой.
В продолжение практически одностороннего обмена любезностями мне сообщили, что еще у меня будет почетная миссия, вернее почетная нагрузка – рюкзачок с картошкой. Его вид (без картошки) не произвел должного впечатления, тем более, что я находился под должным впечатлением от одной из наиболее перспективных участниц.
Однако выяснилась еще одна пикантная подробность. Надежда ЯМР завтра с нами не едет.
В прошлом году девушку укусил энцефалитный клещ и уже тогда она, к общему огорчению, вынуждена была вернуться домой.
Энцефалит – это такая зараза, когда необходима скорая стационарная помощь. Иначе можно навсегда остаться дуриком или, в крайнем случае, полудуриком.
Ранним солнечным утром погрузились в электричку. Шутки, смех, пара песен – приехали!
Уточнив, что полгода назад люди добрались на место менее чем за час, я встал в строй.
Экипировка баловала глаз.
Девушки, все как одна, оделись, чтобы быть заметными (в тайге это важно!).
Мужчины демонстрировали наличие зажимов и карабинов в самых неожиданных местах. На старшего группы, обладателя максимального числа зажимов–карабинов, возложили бремя ответственности.
Оно буквально давило его к земле, но он (молодца!) – не горбился и плеч не опускал.
Оставшуюся нагрузку – от ведерной кастрюли до слайдоскопа – распределили более равномерно.
К рюкзаку с картошкой легко и красиво (симметрично) я пристроил тубус.
Джинсы уместились в рюкзачном кармашке.
Сложнее оказалось с пиджаком.
Пиджак чуден в яблоках. Не зря их любил О.Бендер. В картофеле он чуден по другой причине. К тому же велюр плохо выдерживает истирание и смятие.
Я не придумал ничего лучшего, чем нести пиджак, перекинутым через руку.
В таком виде я выглядел сильно ученым и мог без ретуши служить наглядным учебным пособием нежелательных последствий энцефалита.
Погода благоприятствовала. Солнышко, легкий ветерок. Маршрут начинался на возвышенности и первые минуты в тайге были восхитительны.
Однако с каждым шагом «приятность» таежного путешествия начала быстро уменьшаться. Картофелины в рюкзаке – удивительно пронзительны. Считать, что у них округлая форма, могут только кроты.
Когда по моим подсчетам развязка была уже не за горами, я поравнялся со старшим группы:
– Какие красивые здесь места!
– Да, действительно, неповторимые!
– А чем тут можно поживиться?
– Скоро будет привал и я могу вам рассказать.
– Как привал, почему привал? – удивился я.
– Потому что люди – не лошади! – мудро ответил вожак и бодро прошел вперед.
Что сказать о привале?
Главное – можно привалиться.
Вначале, правда, разбившись на пары, все стали выискивать друг у друга клещей, вычесывая их в самых интимных местах.
Пары мне не досталось, я безусловно верил в свою звезду и ограничился причесыванием.
Следующая часть пути запечатлилась плохо.
Минут через пятьдесят, «случайно» оказавшись рядом со старшим, я «наивно» поинтересовался, когда очередной привал? Он ответил, что скоро, и, видимо желая доставить мне приятное, добавил, что будет горячий завтрак!
Поначалу второй привал ничем не отличался от первого. Я в одиночестве причесывался.
Вдруг, с криком: – Нашел! (эврика?!) – одна из пар бегом возвратилась в лагерь. На руке у Виктора восседал наполовину впившийся клещ.
Заразу с триумфом извлекли. Я облегченно вздохнул. Облегчился я преждевременно.
Знатоки – ну, куда от них деться? – категорично заявили, что место укуса нужно, как минимум, прижечь.
Роль эскулапа выпала некоему Александру.
Обычный ножик раскалили на костерке. Торжество дезинфекции было скупым и кратким.
Завтрак, не содержащий ни одного (?!) блюда из картошки не запомнился. Хотя аперитивные дозы чуток разрядили сгущавшуюся атмосферу.
Все–таки аперитив придуман не зря. Таежная беспросветность сменилась некоей просветленностью.
Кстати, знаете до каких пор идут в лес? – Правильно! – До середины! Потом идут уже из лесу.
Когда завтрак, по моим понятиям, не мешало бы повторить, я почти нахалъно спросил у старшего, группы сколько нам осталось идти. Тот ответил, что минут через 15 планируется последний привал. Видимо, он и сам не заметил двусмысленности ответа.
На привале, пока я в очередной раз причесывался, все снова разбрелись. Некоторое оживление вызвало то, что опять был обнаружен клещ.
У кого? У Александра, конечно. Вызвавшись на роль экзекутора, Виктор особо не манерничал.
Опыт – великое дело.
Но как только я решил ни у кого больше ничего не выпытывать, и самому разобраться, сколько ж нам еще топать, в тот же миг я увидел Байкал!
Мы дошли! Не до Урала – до Байкала!
На берегу озера, отбросив рюкзаки и стеснение, мы пили и запевали, пели и запивали, и загорали, загорали…
А потом на маленьком поезде с нежным именем «мотаня», проехав чуть менее двух десятков тоннелей, мы оказались в Школе.
И было все!
Таинство учебы и мой доклад со стихами.
Незабываемая картошка и аперитив в количествах переходящих в качество.
И редкое чувство искренней благодарности «школьников», почему–то не забывших, что я таки допер их идиотский рюкзак.
Впечатлил и цикл рассказов ямээрщика Володи «Проблемы Киевского ИОХа и Чернобыльской АЭС».
Выяснилось: лучше всего от радиации помогает каберне. Три капли каберне на стакан водки. Но полный курс лечения – бутылка каберне!
Лишь совершеннейший пустяк – обратная дорога, в памяти не сохранился. Хоть убей, не отвечу, как мы возвратились в Иркутск.
За всем за этим, я как-то все забывал спросить, почему же мы добирались несколько часов, а все говорили, что совсем недавно этот же путь занял от силы минут 40.
Уже в аэропорту, перед расставанием, я задал этот вопрос старшему группы. И знаете, что он ответил?
Дело–то было несколько месяцев назад. Зимой.
А зимой все мало–мальски разумные люди ходят в тайге на лыжах…

---