Марина Струкова об отечественной действительности с ее катастрофами
 Впереди осень этноса, о которой говорил Лев Гумилев... |
Большинству читателей Марина Струкова известна как автор энергичных, пафосных, взывающих к национальному чувству стихов. Но теперь она говорит, что оставила поэзию ради прозы. Можно было предположить, что своей нравственной стойкостью и жертвенностью герои первого романа Струковой будут напоминать лирических героев ее стихов. Не тут-то было. Роман «Мир за рекой» написан от лица девушки-готки, как будто упивающейся гибелью своего поколения, нравственной деградацией и национальным суицидом... С финалисткой премии «Нонконформизм-2010» Мариной СТРУКОВОЙ беседует Михаил БОЙКО.
– Марина, откуда у вас интерес к субкультуре готов?
– Отечественная действительность с ее катастрофами и катаклизмами соответствует готическому мировоззрению. Российская история – бесконечный фильм ужасов с массовыми истреблениями, мумией на главной площади страны, моряками, задохнувшимися в подлодке, трупами детей-заложников, взрывами в концертных залах и метро, маревом радиоактивного смога. Но можно извлекать энергию из распада и отчаяния, искать приметы вечной жизни за мириадами смертей, как героиня моего романа.
– Как вы полагаете, эта субкультура – отрицательное явление, аспект национального разложения? Или все гораздо сложнее?
– Аспектом национального разложения является то, чем стала массовая культура, а не взгляды группы юных интеллектуалов.
– Ваша героиня с радостью наблюдает, как гибнут ее знакомые. Но вы ее описываете с огромным сочувствием. Не понимаю…
– Она созерцает их уход, как ученый, наблюдающий очередной опыт и надеющийся получить новые знания, в данном случае – о мире смерти. И я больше всего ценю знания.
– А как вы относитесь к субкультуре эмо?
– Не интересуюсь.
– «Приближается звук», «Поднимается ветер» и что?
– Об этом лучше спросить Станислава Куняева и Вячеслава Лютого, авторов упомянутых рецензий.
– Скажите, какое ваше самое большое литературное разочарование за последние годы?
– Меня постоянно разочаровывает современная поэзия, где отсутствие смысла маскируют набором вычурных фраз. Но кроме разочарований есть и очарование лирики Анны Русс или роскошный перевод «Песни песней» от Ирины Евсы.
– Вы долго общались с национал-патриотическими кругами. В чем слабость этого политического лагеря?
 Страна угасает, смиряется с любым произволом... Фото Александра Курбатова |
– Зачем рассуждать о слабостях того или иного политического лагеря, когда слаба нация в целом? Она угасает, смиряется с любым произволом власти, неспособна на вооруженное сопротивление. Почему у нас было шесть приморских партизан, а не шесть миллионов? Потому что эти миллионы способны только тусоваться на митингах и лепить листовки по заборам. Это обскурация – осень этноса, о которой говорил Лев Гумилев. Становится актуальным вопрос: если нация совершает самоубийство, не следует ли пассионарию порвать с ней, чтобы не убивать время зря? Уйти в другой народ, более волевой, стать его писателем, его националистом…
– Если сковырнуть коррумпированный истеблишмент, есть ли шанс на возрождение России?
– А когда истеблишмент России не был коррумпирован? Здесь в любую эпоху власть – палач и грабитель своего народа. Вопрос только в том, какой режим, набивая карманы, подумает еще и об электорате, кинет крохи с барского стола.
И кто способен сломать псевдодемократическую систему? Либеральные политики третьего плана, которые неинтересны большинству? Или патриотическая оппозиция – разобщенная, неспособная выдвинуть перспективного лидера? Выступления «маленьких фюреров», дискуссии в Сети – мышиная возня под троном. Вот были народовольцы – взорвали царя.
И еще внешнее нападение могло бы заставить русский народ слезть с печи. Войны для России всегда были, как живая вода, страна расцветала после побед. Нет войны? Нет революции? Значит, точка.
– Чем проза для вас привлекательней или «эффективней», чем поэзия?
– Поэтический проект «Марина Струкова» с его националистической тематикой, на мой взгляд, состоялся и благополучно завершен. Там я все дальше уходила от своих подлинных мыслей и чувств, в последнее время просто тянула срок в камере наскучивших идей. Я могла бы отразить свои новые взгляды в стихах, но не хотела искажать образ поэта-националиста, сложившийся у читателя. Проза – мой побег из тюрьмы. Теперь я буду говорить о том, что мне действительно небезразлично.
– У вас есть сверхзадача?
– Не стоит рассуждать о сверхзадаче, пока она не решена. А просто очередной задачей для меня является повесть о русских ультраправых «Наши правы всегда». Мое прощание с этим мифом ради нового.
– Возможно ли сегодня быть последовательным нонконформистом?
– Что значит – быть последовательным? Постоянно искать повод для бунта против норм и ценностей? В этом есть что-то искусственное, предопределенное, а в нонконформизме должна быть непредсказуемость, иррациональность.
– Как отличить подлинного нонконформиста от «имиджевого»?
– «Имиджевый» зарабатывает на своем восстании против общества, его издают солидные издательства и приглашают на престижные мероприятия. Он боится не угодить своим поклонникам…
– Кто сегодня, по вашему мнению, радикальные писатели?
– Действительно радикальный писатель – не тот, кто умудрился шокировать читателей своими откровениями, но тот, кто заставил их действовать в русле новых представлений. Много ли мы знаем новых книг, прочитав которые люди уходили на войну, в монастырь, совершали безумства и сверхчеловеческие поступки? Но даже те произведения, которые в свое время повлияли на сознание масс, через десятилетия становятся архаичными и их изучают в школах, скучая. Единственной радикальной книгой, проверенной временем, была и остается Библия.
Источник: Независимая Газета
0