Работа поэта и аниматора Хржановского — полижанровая. Это игровой фильм с элементами анимации. Родителей поэта играют Алиса Фрейндлих и Сергей Юрский. Сам режиссер называет свою картину «иронической сказкой»: «Мы возвращаемся через отдельные факты его жизни в 50—60-е…». Знаменитый итальянский сценарист Тонино Гуэрра, посвященный в процесс создания ленты, говорил: «Не ищите в этом фильме биографию Бродского! Смотрите его так, как будут смотреть через 30 лет — как произведение об одном поэте, сделанное другим поэтом…»

— Разумеется, сразу хочется расспросить о вашем первом знакомстве с Бродским.

— С творчеством Бродского познакомился давно — в конце 50-х, когда в Ленинграде его стихи только появились в самиздатовских списках. Мы могли бы встретиться еще тогда… Ленинградская подружка показала мои стихи Бродскому. По ее словам они ему понравились, и он хотел со мной познакомиться. Но в знак «протеста» (мои стихи показали без спросу!) я отказался. Представляете, сколько лет кусаю локти за это свое идиотское юношеское упрямство?

Недавно нашел в бумагах собственноручно составленную выборку его стихотворений. До какой степени нужно было увлечься его поэзией, чтобы от руки переписать множество стихов!

Я следил за его творчеством. Жил с ощущением, что эта встреча возможна. Несколько раз бывал в Америке при его жизни. У нас были общие знакомые. Думал, еще приеду, встретимся… Встреча эта со временем состоялась. Но не так, как я себе представлял...

— А импульс к созданию фильма?

— Желание снять фильм возникло после того, как прочел в «Новом мире» его эссе и автобиографическую прозу. В том числе «Полторы комнаты». Каждый очерк состоит из небольших главок. Интуитивно чувствовал эту структуру. Его проза — идеальный монтажный план. Кроме того, я знаком с людьми, которые были близко знакомы с ним. Каждый из них рассказал мне фантастические истории о Бродском. На экран они попали как отдельные реплики.

Я знал, что Бродский, как человек в высшей степени деликатный (с богатой личной жизнью, изобилующей приятными фактами), распорядился не издавать такого рода биографию. И конечно, его можно понять: он не хотел, чтобы эта сторона выходила на передний план.

— Есть актеры в России, которые идеально воплотили бы на экране образ Бродского?

— Я расскажу другой случай. Когда у него самого спросили, кто бы мог сыграть его в кино, он ответил: «Лоллобриджида!» Я старался следовать «заветам»...

Была в Москве выставка картин Джины Лоллобриджиды. И посол Италии, посмотрев накануне мой фильм по рисункам Феллини, пригласил меня… Мы оказались с актрисой за одним столом. Воспользовавшись случаем, я набрался нахальства предложить ей сняться в небольшом эпизоде. По моему представлению, она могла бы примерять перед зеркалом лысый парик. Это могло бы длиться секунд десять. Как ни странно, она дала согласие… Но в ожидании очередного транша я понял: дай Бог выжить без этого эпизода.

— В вашем фильме немало фотодокументов. И в то же время — анимация. Как это уживалось?

— Насчет «документальности»… Как известно, отец Бродского был профессиональным фотографом. Я видел его работы. Некоторые из них даже описаны самим Иосифом Александровичем.

До этого фильма было «Полтора кота» (анимационный фильм, зарисовки о
детстве Бродского). Я в начале там использовал некоторые фотографии. Работу представили Фонду Бродского и вдове. Они ее одобрили. Но когда речь зашла о большом фильме, появилось множество запретов. И на использование фотографий в том числе. Но мы и это преодолели. Наверное, нет смыла обсуждать это теперь.

Бродский был фотогеничен. Он относился к особой породе людей — артистичных и фотогеничных. Существует полный по объему альбом фотографий Марины Волковой, где Бродский снят со скоростью пулеметной очереди. К примеру, у нее запечатлено, как он однажды выступал перед студентами. Вот он чинно приходит с портфельчиком, в галстуке. Располагается. Начинает читать стихи. Снимает пиджак. Сдвигает галстук на бок. Просит кофе. Кофе капает на рубашку. Он обливается потом и продолжает читать стихи. Глядя на эти снимки, я думал, мечтал по этому циклу фотографий снять изумительно достоверный эпизод. Ведь многие идеи возникают в процессе работы, правда, не все воплощаются.

— Бродский оставил нам много своих рисунков…

— Да, конечно же, мне хотелось показать и рисунки Бродского. Рисовал на всем, что было под рукой: на бумаге, салфетках, письмах, открытках. Друзья любили эти рисунки. Он охотно дарил их. Вот они и гуляют по миру. Многие не подписаны и не идентифицированы. Думаю, в полной мере их никогда не соберут.

Очень радовался, когда мне подарили кассеты «Шаляпин-3» — вечера в «Самоваре». Для меня это был просто праздник души. Там много поет Бродский. У меня слух чудовищный, но я с наслаждением слушал пение Бродского и знаменитого Юза Алешковского.

Кто там только не пел! С удовольствием посмотрел этот материал как исходный. И рад, что мне позволили его использовать, я с актерами смог развить эту вечеринку. Понимал, что в фильме среди актеров могут быть и его друзья. Пригласил Евгения Рейна с женой и Толю Герасимова. Кому-то это не нравится. Но есть и другие мнения.

Один мой давний приятель, режиссер, который сейчас живет в Израиле, не мог поверить, что после исполнения песни за столом сидит уже актер. Принял его за продолжение реального Бродского. Для меня такого рода комплимент — как высшая оценка профессионалов. От Феди Бондарчука услышал, что какие-то постановочные вещи он определял как хронику, и наоборот, потому что некоторые эпизоды сняты таким образом, что они выглядели как хроникальные.

— Вам часто ставят в упрек, что Алиса Фрейндлих и Сергей Юрский, играющие родителей Бродского, выглядят почтенными стариками, а Иосиф — еще ребенок.

— Это моя ошибка. Но я допустил ее сознательно. Дело в том, что у Бродского есть такой конкретный текст о том, что родителей мы запоминаем такими, какими мы их видели в последний раз. Этот текст я сначала включил, но при монтаже мне показалось, что он будет слишком навязчивым. Так что на эту условность пошел сознательно. И я, и актеры приняли эту мотивированную условность как должное. Некоторые эпизоды я ввел специально, чтобы цитировать нобелевского лауреата.

Вообще-то зрителя нужно воспитывать. Сейчас его сознательно разрушают, создавая себе «электорат» нужного качества.

— Знаю о вашем давнем дружеском общении с гениальным сценаристом Тонино Гуэрра, с которым вы, кажется, планировали сделать совместный фильм по рисункам Федерико Феллини. Это правда?

— С Тонино я познакомился благодаря его жене Лоре, с которой мы давно дружим. Когда Гуэрра оказался в Москве, Лора первым делом свела его со своими друзьями, в числе которых оказались и мы с женой. Это была неплохая компания, замечательные люди. Уже сейчас снимки того времени, где Гуэрра с женой запечатлены вместе с Высоцким, с Параджановым, Любимовым, Ахмадулиной, можно рассматривать как историю.

Кто-то из нашей компании предложил ему посмотреть мои работы. Он пришел ко мне на студию. Я подготовил программу, показал ему. Гуэрра реагировал темпераментно. Говорил, что очень любит мультипликацию. Знает, что и Феллини любил, мечтая что-то сделать в этом жанре. Признался, что и он хотел бы, но случай не представился. Поскольку наши желания сделать что-то совместное совпали, мы стали искать случай. Я в этом смысле оказался проворнее. Нашел в виде сказки «Лев с седой бородой», точнее — подсказали жена с сыном. Прочитал сказку и понял, что это может быть замечательный фильм. В знак уважения к режиссеру и сценаристу запечатлел итальянскую речь и даже пение маэстро. Мы с Гуэрра предполагали начать работу над следующей его сказкой «Генерал и Бонапарт», сценарий для которой он подготовил. Но у меня возникло неожиданное желание сделать работу по рисункам Феллини.

Главное, что двигало Феллини, когда он брался за карандаш или фломастер, — острое ощущение характера. Радость жизни сквозит в каждом рисунке. Необычайно тонкое поэтическое саркастическое чувство роднит его с каждым большим поэтом. Работа над фильмом началась уже после смерти маэстро. Во время пребывания в Римини я поклонился его могиле и попросил напутствия на этот труд.

— Вас вдохновляют рисунки Пушкина?

— Натыкаясь в разные периоды жизни на пушкинские рисунки, я ощущал эту божью искру, заставляющую работать весь творческий механизм. Я подал заявку с намерением сделать двадцатиминутную работу, состоящую из трех-четырех этюдов. Мой сценарий картины «Встречи с Пушкиным» был сначала отклонен с формулировкой «не соответствует специфике мультипликации». Мультипликацией в те времена считались развлекательные, бесшабашные картины, словом то, что делалось для детей. Здесь был совершенно иного рода материал. Кто-то считал кощунством «пользовать» Пушкина в подобном жанре. Кто-то наоборот. Говоря кто-то, имею в виду крупных чиновников. Один из них сказал: «Большое дело, рисунки Пушкина! Я тоже в перерывах между заседаниями рисую петушков».

Были и мотивы личной неприязни. Одному из чиновников досталось из-за меня от министра за неправильное использование полномочий. Я много лет не мог запуститься с этим фильмом. А когда запустился, каждый считал своим долгом высказать личные замечания и недовольство. Пришлось доказывать, что он имеет право на жизнь.

У меня все так шло — через преодоление… От первого до последнего фильма.

Вот иду по киевскому тротуару и думаю: «Куда подевались дворники?» Может, кому-то на руку, чтобы киевские мостовые были в таком состоянии? Допустить такое в двадцать первом веке — катастрофа невообразимая.

Источник: Зеркало недели № 6 (786) 20 — 26 февраля 2010