В 1991 г. произошла, может быть, чуть ли не самая масштабная катастрофа в мировой истории: рухнула Красная Империя, ушла на дно Красная Атлантида. Эти тектонические сдвиги, естественно,
повлияли и на обыденный, бытовой, разговорный язык.
Такое уже было после 1917 г. Язык изменился мгновенно.
Помнишь ли Ты, читатель, что слово «спекуляция» до революционных событий было философским термином (спекулятивная философия).
В обиход прочно вошли слова «бывшие люди», «лишенец», «старорежимный», «контра» и множество других.
В результате «перестройки» люди потеряли идеологические ориентиры.
То, что было, ужасным стало прекрасным.
К примеру, на родину возвращается прах белого генерала А.И.Деникина (1872-1947), именем которого пугали октябрят-пионеров, да и взрослых. Люди утратили душевный и мыслительный «покой»,
жестко-принудительно насаждавшийся советской властью: Бога нет, социалистическая демократия – лучшая в мире, КПСС – наш рулевой, мы живем лучше всех на свете и т.д.
И вдруг это все было взорвано.
Ушла в прошлое уверенность в себе, в завтрашнем дне.
При советах, если ты не писал и не читал «антисоветскую литературу», не зарабатывал много денег, не якшался с иностранцами, жизнь была предопределена навечно: работа, семья, дети, квартира, пенсия, похороны и всё…
Все это миновало, и возникло великое «КАК БЫ». К примеру, повсюду слышится: «Я как бы поступил в университет» (благо, университетов развелось, как блох на моей собаке). Ежели поступил, то причем
тут «как бы»? Представьте, что в былые годы кто-то вдруг сказал: «Я как бы вступил в КПСС».
Улица совсем не «безъязыкая», она говорит-журчит так, что заслушаешься.
Вселенское «КАК БЫ» – символ нашего неустойчивого, пузырящегося, наливающегося новым соком нового времени. И я, Читатель, как бы ничего не имею как бы против «КАК БЫ».
Мы не управляем языком, язык управляет нами.
Теперь о пресловутом «БЛИН». Это сакральное слово можно услышать буквально на каждом шагу. Я, блин, написал статью о… К чему этот странный эвфемизм – ума не приложу. Куда энергичнее и сочнее звучит дивное слово на букву «б», возлюбленное протопопом Аввакумом, Пушкиным, Есениным, восходящее к протославянскому языку, однокоренное с «блудом».
Что еще бросается в «ухо». Все перестали склонять числительные, включая теле и радио- журналистов. К ДВЕСТИ рублей я прибавил сто и купил… (нужно: к двумстам рублям…). Это слышно на каждом шагу.
Читатель, я совсем не ворчу, не воздеваю очи к небесам, не жалуюсь на утрату культуры речи. Отнюдь, это скоро станет нормой, как, к примеру, банкнот (было «банкнота»), жАлюзи, договорА и т.д.
Я застал в живых людей, которые говорили на питерском изводе русского литературного языка (есть и московский вариант). Друг «насельников» Серебряного века, академик В.М.Жирмунский говаривал: Английский (ударение на первом слоге), библиОтека. Сейчас это просто смешно.
В Москве и Питере теперь говорят ПРАКТИЧЕСКИ одинаково, а раньше петербуржца и москвича можно было легко дифференцировать по устной речи. В Питере слова «дождь» произносили как «дошть»,
а в Москве – «дощ». В Питере говорили «булоЧная», а в Москве – «булоШная». У нас говорили «далекИй», «поцЕлуй», в Москве – «далеКай», «поцАлуй». Были фирменные питерские слова, не употреблявшиеся больше нигде в России, к примеру, «булка хлеба», «вставочка» (ручка, куда вставлялось стальное перышко).
Все эти милые особенности давно раздавлены радио-телевидением. А жаль, очень жаль.
Продолжим разговор о процессах, происходящих в сегодняшней устной речи. В «перестройку» в русский язык хлынул небывалый поток иностранных слов: консенсус, пиарить, лизинг, франчайзинг, промоутер, маркетинг и т.д. К примеру, было дивное советское словечко «кадровичка», теперь сия почтенная должность высокопарно именуется «менеджер по работе с персоналом».
В русском языке нечто подобное произошло при Петре Великом, когда в обиход ворвалось колоссальное количество иностранных заимствований («варваризмов»): технические, научные, морские, бытовые и т.д. термины. Например, слово «галстук» – заимствование из немецкого языка, пришедшее к нам через польский.
Русский язык чрезвычайно пластичен и гибок. В нашем языке чуть ли не четверть слов заимствованы. Это очень хорошо. И все эти новомодные словечки наш язык или выплюнет, или переварит.
Знаешь ли Ты, читатель, что в русском языке нет ни одного природного слова со звуком «ф»; все такие слова – заимствованы: фонарь, фокус, фон, фикус, фиоритура и т.д.
Я еще встречал людей, которые в соответствии с древними произносительным нормами говаривали: каХВе, конХВета и т.д.
Обращаешь ли Ты внимание, Читатель, на то, что люди сегодня постоянно употребляют слово «короче». Это отнюдь не императивный призыв к сокращению длительности устного повествования:
«Я пришел в библиотеку, короче, заказал нужную мне литературу, короче» и т.д.
Словечко служит просто-напросто неким разделителем устного высказывания на фрагменты и… после каждого «короче» человек делает вздох. Вот и вся тайна сакральная.
Выше шла речь о великом «КАК БЫ». Но есть еще великое «ТИПА». Это словечко, в свою очередь, фиксирует некую неуверенность говорящего в оценке своего действия и высказывания:
«Я, типа, подошел к тёлке (понятно?) и сказал, типа: "Мадемуазель, типа, осмелюсь пригласить Вас
на полонез, типа”».
Давно уже абсолютной нормой, принятой радио-телевидением, стало словосочетание «по жизни». Впервые я услышал его несколько лет назад от одной прелестной молодой дамы: «По жизни Теодор
Феофилактович любил собирать грибы» (примерно так). Чайковский по жизни был… Зачем это? Ума не приложу. Разумеется, можно сказать «в жизни» или вообще пропустить это словосочетание. Что поделать: магия языка, который развивается вне нашего веления-хотения.
Теперь о «матерщине», которую лингвисты стыдливо именуют «обсценной» («табуированной», «ненормативой») лексикой. Недавно найдены в Великом Новгороде берестяные грамоты,
свидетельствующие о том, что наши предки «матюкались» будь здоров, не болей, не кашляй. Еще лет десять назад табуированные словечки употреблялись только как прямые и незатейливые ругательства. Высоколобые, пыльным мешком трахнутые интеллектуалы-словесники употребляли эти «маркированные слова», разумеется, не в прямом, оскорбительном значении, а для придания некоей пряности-остроты-эпатажности своим устным эскападам.
В наше время обсценная лексика победоносно вошла в обиходный, обыденный, бытовой язык. Ныне нежные барышни в нежных разговорах закручивают такие «трехэтажные» конструкции,
что и прапорщик-сверхсрочник зарделся бы, как мак, услышав такое.
Грустно, но табуированная лексика в скором будущем станет нормой, как это произошло тридцать лет назад в английском языке. В любом голливудском боевике герои матерятся, как одесские биндюжники,
в «дубляже» все это стыдливо маскируется. Вот так!
Несколько лет назад в русский язык пришел великий концептуальный термин «КОНКРЕТНО, КОНКРЕТНЫЙ» и т.д.
Внятно изъяснить его лексическое значение чрезвычайно трудно, оттенки смысла эфемерны и еле уловимы.
Проиллюстрируем. «Конкретный мужик» – чувак, оппозиционер, композитор и т.д.
Собеседник понимает, что дяденька, о котором идет речь, не женственный, успешный, самодостаточный, профессионал в своей сфере, уважаемый коллегами (дизайнер или бандит – без разницы).
Или еще чудесный пример. Вчера выпили «конкретно», т.е. слушатель понимает, что уж никак не меньше, чем по 800 граммов на душу. И еще. «Конкретная телка», понятно, что имеется в виду барышня «приятная во всех отношениях».
Дорогой читатель, Ты, разумеется, знаешь, что нужно говорить: прецедент, инцидент, констатация. Однако сейчас повсюду (и из телевизора и радиоприемника) слышится: прецеНдент, инциНдент, констаНтация.
Все понятно: такое произнесение удобнее для речевого аппарата.
С середины 1960 до начала 1970-х я довольно-таки много «баловался» на Ленинградском телевидении.
Так вот, тогда существовали специальные справочники для работников телевидения, где были учтены
правильные ударения, сложные случаи спряжения, редкие падежные формы и т.д.
Книги эти в продажу не поступали (гриф: «Для служебного пользования»).
Кстати, дикторы-ведущие тогда в обязательном порядке имели театральное образование, владели четкой и ясной сценической речью, у них была отменная дикция. За редкие речевые ошибки их наказывали: лишали премии. Они были высочайшими профессионалами. Это было, это прошло, это никогда не вернется. Воспользуюсь случаем и передам привет несравненной (легендарной) телеведущей Раисе Васильевне Байбузенко, которая много раз выводила меня в эфир.
Сейчас стало модным (впрочем, так и всегда было) употреблять всякие «высокие» словечки для придания себе более высокого статуса, веса, самоуважения, что на современном языке именуется «понты кидать».
Каждый день слышу: мистичный, романтичный. Правильно говорить так: мистиЧЕСкий, романТИЧеский. Неверное произнесение этих слов опять же объясняется чрезвычайно просто: так легче говорить, редуцируются кажущиеся лишними слоги (и всё).
А теперь про «надеть–одеть, надевать–одевать». Еще совсем недавно (ну, лет 10-15 тому назад) эти глаголы четко дифференцировались. Надеть шляпу, надеть кашне, надеть пальто, надеть бюстгальтер, юбку, шубку, презерватив и т.д., и т.п. Речь идет о том, что этот глагол обращен на «производителя действия». Он надел свои боевые ордена. Надевать сбрую на коня.
Но! Одеть ребенка, одеть любовницу, как куклу, одевать коня попоной. Максим Горький, имитируя просторечие (позднее это стали называть «сказом»), специально смешивал «надеть–одеть». Эта жесткая норма литературной устной речи давно стала размытой и, если честно, умерла. Ну, и Царствие ей Небесное.
Друг-читатель, надо говорить: чулок (единственное число), нет фильдеперсовых чулок, без чулок, пара чулок (родительный падеж множественного числа). И в то же время: носок (единственное число), нет носков, без носков, пара носков (родительный падеж множественного числа). Впрочем, в переносном значении (и только) можно было сказать: В зале было много синих чулков (т.е. умученных наукой и непомерными познаниями ученых барышень-тетенек).
Устная речь неуклонно развивается в направлении упрощения и демократизации. Значит, так надо.
Существуют стили произношения: высокий, нейтральный, разговорный.
Такое деление восходит к учению о «трех штилях», обоснованному М.В.Ломоносовым в его «Риторике». Можно сказать иначе: есть высокая, нейтральная и разговорная лексика. Нас интересует, в первую очередь, разговорная манера и лексика. О них ниже.
Подумал я, подумал и вернулся вновь к существенному различию произносительных норм в Питере и Москве. Читатель, как ты произносишь такие обыденные слова, как булоЧная, собаЧник (заводчик псов), яиЧница? Я произношу так, а Ты?
Природный москвич непременно произнесет эти слова иначе: булоШная, собаШник, яиШница. Вот это остается пока. И еще. Москвичи «Икают» (ударение на первом слоге), т.е. в разговоре никогда не различают звуки «и» и «е» в неударной позиции. Примеры: рИбИна, пИтАк, ЙИпОнец, мИснИк». В Питере в данной позиции все-таки чаще произносят звук, близкий к «е»: рЕбина, пЕтак и т.д.
Приведу такой пример. Москвич произнесет: девушка мИла (краткое прилагательное) и девушка мИла (т.е. подметала пол, глагол прошедшего времени) совершенно одинаково (звук «и» и все).
А питерец произнесет так: девушка мЕла пол. Звуки четко различаются.
Вот еще пример: в Москве «нИинтереснА», в Питере «нЕинтереснА».
Мы «акаем», т.е. не различаем в неударной позиции звуки «о» и «а»
(произносим: кАрова, гАлава, хАрАшо (в отличие от носителей северно-русских говоров, где эти звуки четко различаются).
Есть в современной уличной устной речи презабавные феномены.
К примеру, люди говорят: он звОнит (по телефону, в дверь; не звонИт). Почему так?
Объяснению не подлежит. Видимо, так удобнее артикулировать.
Об ударениях.
В русском языке ударение – динамическое, подвижное, разноместное, т.е. может приходиться на любой слог в слове (в отличие от французского, где ударение всегда приходится на последний слог, и от польского – ударение всегда на предпоследнем слоге). Русский язык благодаря этому особенно певуч и благозвучен (а уж тем паче русская поэзия). Я хочу сказать о том, что неверное ударение не всегда признак вульгарного просторечия. Есть такое понятие «профессиональное арго» (профессиональный язык, жаргон).
К примеру, моряк скажет «рапОрт» (не рАпорт), «компАс» (не кОмпас); физик-химик: формУла (не фОрмула);
сотрудник правоохранительных органов непременно скажет: «осУжденный» (не осуждЁнный).
Ваш покорный слуга знает, что нужно говорить каталОг, однако, будучи
архивной крысой, произносит катАлог (профессиональная привычка).
Русский язык в нашу баснословную эпоху кипит, бурлит, как тесто, прет из квашни. Происходят удивительные процессы. Читатель, обрати внимание: в газетах, по радио и телевидению постоянно,
изо дня в день, слышно «позитив» (нечто хорошее) и «негатив» (нечто плохое). Еще совсем недавно это были фотографические термины (фотопроявка). В обиходе употреблялись прилагательные «позитивный» и «негативный».
Кое-что о дивных словечках: «колбасить» («колбаситься») и «плющить». Замечательные словечки из молодежного «сленга», понятные и исключительно экспрессивные и, главное, лексически богатые оттенками значений. Скажу о себе: я «прусь» от Виктора Пелевина, меня от него «колбасит» и «плющит». Думаю, что через годик я буду мастрячить свои заметки в таком языковом «формате».
До новых встреч.
Примечание МЕ.
Об авторе подробней: http://www.pereplet.ru/avtori/prigodit.html
И, в развитие темы, отклик от поэта Николая Чернецкого
(Черкассы - Ленинградская обл.)
Увы, никак не могу разделить оптимистических надежд на самоочищение языка.
Похоже, механизмам самоочищения затруднительно справляться с тем напором, какой оказывает стихия, уродующая язык.
В XVIII-XIX веках самоорганизовываться и гармонизироваться языку было несравненно легче. Там косному просторечию и умеренно активным варваризмам противостояла не только просвещённость грамотных сословий, но и могучая литература.
Не говоря уж о самой по себе естественности протекания речевых процессов. Но потом на смену варваризма пришло воинствующее варварство. Просторечие, некогда способное даже оживлять суховатый «правильный» язык, стало агрессивным. Возникло и обрело сокрушительную силу осознанное, директивное и декретированное насилие над языком. В результате, советскому языку так и не удалось хоть сколько-нибудь приподняться к утраченному русскому. Но и тогда ещё тлела память о нём. Живы были его уцелевшие носители.
Стремившийся к определённой солидности официоз старался поддерживать некоторые нормативы на официальном уровне.
Редактура СМИ, квалификация дикторов… Теперь же воцарилось необузданное, всесокрушающее жлобство, владеющее
грандиозными средствами всеобщей дебилизации.
А против лома, как известно, приёмов не наличествует.
Смириться с этим трудно, да и не хочется. И выхода из этого я, честно говоря, не вижу. Ежели и придёт когда новый Пушкин, его не примут всерьёз, как воспитанный на сивухе уже никогда не приемлет изысканные тонкие вина.
Рассказывают, будто государь спросил как-то учителя наследников, Жуковского:
зачем, мол, у нас один и тот же звук Е на письме передаётся двумя разными буквами?
На что поэт ответил: «А чтобы отличать грамотных от неграмотных».
Мудрый был…